Фенька – краткое содержание рассказа Пантелеева (сюжет произведения)
Годы гражданской войны. Десятилетний мальчик переживает опасные приключения, ему приходится жить среди беспризорников, воровать. На верный путь мальчика направляет директор исправительной школы.
Вступление
В тот день Волков снова тащит Лёньку воровать, но на сей раз подельников ловят. Волков успевает сбежать, а Лёньке выкрутиться не удаётся. Мальчика отводят в милицию и сажают в пустую, холодную камеру. Наплакавшись, Лёнька начинает вспоминать, как дошёл до такой жизни.
Глава I
У Лёнькиного отца Ивана Адриановича был тяжёлый характер и склонность к длительным запоям. Несмотря на это, Лёнька любил отца за честность, прямоту и щедрость. О его прошлом мальчик знал только, что тот служил казачьим офицером и участвовал в русско-японской войне.
Иван Адрианович родился в старообрядческой петербургской торговой семье. Против воли родителей он окончил Елисаветградское военное училище, служил в драгунском полку, успел повоевать, но разочаровался в офицерской жизни, после ранения в полк не вернулся и стал торговать лесом. Женился он на Александре Сергеевне из православной торговой семьи. Она так и не смогла найти общий язык с мужем, которого очень боялась.
Мать и отец ругались, жили врозь, потом снова сходились, а жизнь мальчика шла своим чередом. Рано научившись читать, Лёнька читал всё, что попадалось ему в руки. Паинькой он никогда не был, и вечно попадал в неприятности. Особенно трудно стало Александре Сергеевне справляться с сыном, когда Иван Адрианович окончательно покинул семью.
Глава II
Отец Лёньки умер «на чужбине», похорон не было, и мальчику всё время казалось, что отец вернётся. Шёл третий год Первой Мировой войны. Осенью Лёнка перешёл во второй класс приготовительного училища. Александра Сергеевна давала уроки музыки, этим и жила семья.
О большевиках мальчик услышал от домработницы Стеши — та собиралась за них голосовать. Перенесённый летом коклюш помешал Лёньке как следует подготовиться к экзаменам, однако в реальное училище он поступил без труда. Студентов училища занимала не столько учёба, сколько политика и вражда с гимназистами.
Принимая активное участие в жизни училища, Лёнька успевал читать. Его тянуло к серьёзным книгам. На этой почве он познакомился с реалистом Владимиром Волковым, серьёзным и высокомерным мальчиком из богатой семьи. Он давал Лёньке книги и однажды заехал за ним в собственном экипаже. Во время обеда у Волковых Лёнька узнал, что большевики — это «тевтонские шпионы», заброшенные в Россию, чтобы сеять смуту среди рабочих. Мальчик решил, что Стеша тоже шпионка. Волков же начал сторониться Лёньки, узнав, что его отец был простым хорунжим.
Лёнька начал следить за Стешей и даже вскрыл её сундучок, где обнаружил брошюрку немца Карла Маркса — доказательство Стешиной шпионской деятельности. Вскоре всё открылось. Александра Сергеевна посчитала сына вором, но тот рассказал матери о «шпионке» Стеше и потерял сознание.
Глава III
Пока Лёнька болел, произошла Октябрьская Социалистическая революция. Вернувшись в училище, Лёнька обнаружил, что его класс сильно поредел. Исчез и Волков. Старшеклассники разгуливали по коридорам в шинелях, а уроки часто отменялись. Наведавшись к приятелю, Ленька узнал, что Волковы уехали в своё поместье.
Зима выдалась голодная. Стеша пошла работать на завод «Треугольник» и, чем могла, помогала Александре Сергеевне. Лёнька много читал и пытался сочинять стихи. Весной пришло письмо от бывшей няньки. Она приглашала всю семью на лето к себе, в деревню Ярославской губернии. Стеша из Питера уезжать отказалась — осталась беречь имущество.
Глава IV
Деревню, где жила нянька Секлетея Фёдоровна занимали бойцы Зелёной армии. Нянька рассказала, что в этой армии, воюющей с большевиками, состояли сыновья её кума, рыжебородого Фёдора Глебова.
После революционного Петрограда деревенская жизнь казалась Лёньке спокойной и сытой. Его младшие брат и сестра, Вася и Ляля, быстро подружились с сельскими ребятишками, а застенчивый Лёнька долго наблюдал за ними со стороны. Однако вскоре и он влился в компанию деревенский детей, где познакомился с младшим сыном Глебова Игнатом.
Вскоре Лёнька встретился с председателем комитета бедноты Василием Фёдоровичем Кривцовым. Он показал свой огород, где пытался вырастить помидоры. Растениям не хватало очень дорогой бордосской жидкости.
В середине июня в Чельцове появился атаман Хохряков. Лёнька бросился предупредить Кривцова, но того не оказалось дома. Мальчик побежал к дороге, и увидел, что Кривцова уже караулит посланный отцом Игнашка Глебов. К счастью для председателя, хохряковцы вскоре ушли из села. Вернувшись домой, Лёнька напился ледяной воды и заболел дифтеритом. Александра Сергеевна решила везти десятилетнего сына к доктору в Ярославль.
Глава V
Остановившись в гостинице «Европа», Александра Сергеевна вызвала детского врача. Он и заявил, что мальчика следует госпитализировать, но в больницу Лёнька так и не попал: в Ярославль ворвались белогвардейцы. Постояльцам «Европы» пришлось спрятаться в гостиничном подвале. В спешке Александра Сергеевна не успела захватить вещи и еду. Вскоре стало известно, что власть большевиков свергнута, и в подвале воцарилось радостное оживление. Александра Сергеевна отважилась сходить за вещами. Вернувшись, женщина сообщила, что у них всё украли.
Выйдя в туалет, Лёнька не устоял перед искушением и отправился на верхние этажи «Европы». На обратном пути Лёнька заблудился, вышел на парадную лестницу и наткнулся на хозяина гостиницы Пояркова и его сына — белогвардейского офицера. Приняв мальчика за воришку, они отвели его в подвал проверить — на самом ли деле он здесь живёт. Убедившись, что его давно ищет мать, Поярков убедил людей выйти из подвала и пообещал угощение за счёт гостиницы. Утром, когда Александра Сергеевна и Лёнька завтракали в ресторане «Европы», снова началась стрельба — коммунисты обстреляли Ярославль из пушек.
Глава VI
Одной из мишеней обстрела оказалась гостиница «Европа». В её подвале остались только те, кому некуда было бежать, в том числе и Александра Сергеевна с Лёнькой. На четвёртый день кончились свечи, еда, и женщина решилась поискать съестного. Лёнька увязался за ней. Поднявшись, они обнаружили, что в длинном гостиничном коридоре живут люди, и пристроились рядом с грузной, строгой женщиной, сельской учительницей Нонной Иеронимовной Тиросидонской.
Мизерные запасы Тиросидонской не спасали от голода. Вскоре в Ярославле не стало воды. Однажды, пробравшись в город, женщины раздобыли много сахара и кофе. Питьевую воду продавал сын гостиничного швейцара, и Александра Сергеевна послала к нему Лёньку. Не найдя водоноса, мальчик решил сам сходить за водой на Волгу.
Оказавшись на улице, Лёнька сообразил, что не знает, как пройти к реке, и пошёл плутать по городу. Пережив опасные приключения и раздобыв банку с бордосской жидкостью мальчик вернулся к матери, которая уже сходила с ума. Явившись к вечеру, Тиросидорская сообщила, что красные пообещали выпустить мирное население из города.
На следующий день они переправились через Волгу на небольшом пароходике. Лёнька заметил на этом же пароходике несколько белых офицеров. Расставшись с Тиросидонской, Александра Сергеевна и Лёнька решили переночевать в деревне Быковке. Под утро на деревню напали хохряковцы. Бандиты хотели расстрелять Лёньку с матерью, но один из бандитов не дал убить ребёнка и позволил им убежать. За деревенской околицей мальчик вспомнил о бордосской жидкости и вернулся за ней, едва снова не попав в лапы хохряковцев. Захватить мамину сумку Лёнька не догадался, и они остались без денег. Через Волгу их переправил сердитый старик, не взяв ни копейки. Добравшись до Чельцова, Лёнька узнал, что председатель, жестоко избитый хохряковцами, попал в госпиталь.
Глава VII
Недели через две Александра Сергеевна снова повезла Лёньку в Ярославль к врачу. Оставив сына в госпитальном саду, мать отправилась на поиски доктора. Внезапно «за углом здания грянула духовая музыка» — это хоронили красноармейцев, погибших во время мятежа. В толпе мальчик увидел Кривцову и узнал, что председатель выжил и лежит в этом же госпитале.
Лёнька оказался здоров. В Чельцово возвращались на пароходе, где мальчик заметил молодого Пояркова. В августе Александра Сергеевна несколько раз ездила в Петроград за вещами, которые меняла на продукты. Лёнька больше не играл с Глебовым-младшим и снова пристрастился к чтению. В конце лета из Петрограда в Чельцово переехала Лёнькина тётка с дочерью Ирой. Вскоре село заняли красноармейцы. Глебова-старшего убили, а ещё через несколько дней через село провели пленных хохряковцев во главе с атаманом.
Александра Сергеевна рассказала о покушении на Ленина и о том, что Стеша ушла на фронт. На село наступал голод, и женщина решила ехать на поиски «хлебного места», оставив детей на попечение няньки и тётки. Осенью в Чельцово вернулся председатель Кривцов, и Лёнька отдал ему с таким трудом сбережённую бордосскую жидкость.
Александра Сергеевна нашла место заведующей музыкальной школой «в маленьком татарском городке на реке Каме». Она забрала и детей, и тётку с дочерью.
Глава VIII
Вскоре Александра Сергеевна «уже руководила детским художественным воспитанием во всём городе». Семье отвели две большие меблированные комнаты, а Вася поступил в сельскохозяйственную школу и жил за городом в интернате. В начале марта Александра Сергеевна уехала в Петроград, в служебную командировку. Лёнька в это время лежал в больнице с тифом. Тётка мальчика не навещала, а в последние дни перестала ходить и Ляля. Вернувшись домой, Лёнька обнаружил, что все больны, а мама не вернулась. Он взялся вести хозяйство. Две недели он лечил тётку и Иру, бегал в больницу к Ляле и стряпал обеды. Тётка поправилась, и Лёнька стал для неё обузой. В это время пришло письмо от Васи, очень довольного своим учением и работой, и мальчик решил податься к брату на «ферму».
Свободных мест в сельскохозяйственной школе не было. Александра Сергеевна не отзывалась, тётка становилась всё злее, и Лёнька решил ехать на ферму без сопроводительных бумаг, надеясь на помощь брата.
Директор школы Николай Михайлович мальчика не принял, и тот остался «на птичьих правах». Здесь воровали все. Директор, показавшийся мальчику смутно знакомым, и преподаватели обирали учеников, а ученики резали домашнюю скотину в окрестных сёлах. Лёнька быстро выучился этому ремеслу. Сельскохозяйственное дело мальчику не давалось, и он часто расплачивался за свои ошибки.
Однажды, выпасая свиней, Лёнька упустил породистого борова, и ему пришлось бежать из школы. Только теперь мальчик сообразил, что школой руководил бывший белогвардеец Поярков-младший. Лёнька вернулся к тётке, но та была ему не рада, и мальчик отправился в детский дом, где уже жила Ляля. Детдом размещался в бывшем женском монастыре. Однажды ребята нашли в колокольне припрятанные монашками вещи и попытались продать их на рынке. Так Лёнька попал в милицию, а потом в другой детдом. Ночью он сбежал оттуда, прихватив припрятанные от ребят женские ботинки, и подался в Питер искать маму.
Денег хватило ненадолго. Лёнька голодал, питался милостыней. В заброшенной усадьбе он нашёл ящики с книгами и продал их. Одним из покупателей оказался немец-сапожник. Узнав, что Лёнька — сирота, он взял его к себе подмастерьем. Если бы не хозяйка, сразу невзлюбившая мальчика, тот бы остался в Казани навсегда.
Через два месяца мальчик сел на первый попавшийся пароход, попал в городок Пьяный Бор и поселился на пристани в компании беспризорников. Наступила зима. Лёнька мёрз и голодал, пока его не подобрал на улице весёлый парень. Так мальчик попал в городской комитет РКСМ, где и остался на всю зиму. Вскоре парень, Юрка, предложил Лёньке поступить в профтехшколу. Рабочие специальности Лёньке не давались, а об алгебре он даже не слыхал. Узнав о неуспеваемости подшефного, Юрка взялся его «подтягивать». Через несколько месяцев Лёнька уже получал хорошие отметки.
Жизнь Лёньки начала налаживаться, когда в губернии вспыхнуло кулацкое восстание, и все комсомольцы ушли сражаться. Юрка погиб, и Лёнька снова почувствовал себя сиротой. Ранней весной он снова попытался добраться до Питера.
Глава IX
Лёнька передвигался зайцем, уцепившись за сани, пока его нога не попала под полоз. Потеряв тёплые сапоги, он с трудом добрался до ближайшей деревни и постучался в первую же избу, где провалялся в горячке до поздней весны. Выходила Лёньку немолодая крестьянка Марья Петровна Кувшинникова. Некоторое время мальчик прожил у Кувшинниковых, но потом его снова потянуло в странствия.
Теперь Лёнька путешествовал на поездах. В Белгороде его поймал дежурный, агент ЧК. Чекист пожалел мальчика, выписал документ, по которому Лёнька мог доехать до Питера без билета, и дал денег. В бараке, где ночевал Лёнька, его обокрали. Пропажу мальчик обнаружил только в поезде. Его высадили из вагона на неизвестной станции. Всю осень, зиму и лето Лёнька провёл на Украине. Работу он найти не мог, и воровал, чтобы выжить. В конце лета мальчик добрался до Петрограда.
Глава Х
В Лёнькиной квартире жили чужие люди, и мальчик подался к маминой сестре, где и нашёл свою семью. Десятилетняя Ляля очень изменилась. Васина сельскохозяйственная школа закрылась — все учителя оказались бывшими белогвардейцами. Мальчик переехал в Питер и поступил работать в кондитерскую. Он рассказал, как два дня искал Лёньку в лесу и решил, что его загрызли волки.
Александра Сергеевна тоже рассказала о своих злоключениях. Она уже возвращалась к детям, когда на поезд напал дезертирский отряд. Женщина спряталась, зарывшись в угольную крошку, а потом, полуодетая, пробиралась к ближайшей станции. По дороге простудилась, попала в больницу, где заразилась тифом и проболела несколько месяцев. Рассказал о себе и Лёнька. Александра Сергеевна взяла с сына клятву, что тот никогда больше не будет воровать.
Теперь Лёнька мечтал работать на каком-нибудь заводе, но найти такое место было нелегко. Наконец, мальчик устроился на заводик «Экспресс», производящий напитки. Лёньку поставили помощником пожилого Захара Иваныча. Вдвоём они целый день развозили по городу бутылки в тяжёлой тележке, почти ничего за это не получая.
Глава XI
Во время одного из рейсов Лёнька встретил Волкова, ставшего уличным воришкой. От изумления мальчик выпустил ручку тележки и разбил несколько десятков бутылок. За разбитые бутылки хозяин штрафовал. У Лёньки таких денег не было, и ему пришлось срочно сматываться. Волков помог мальчику скрыться в толпе и предложил пойти вместе с ним на дело. Лёнька согласился только чтобы отвязаться от приятеля, который одновременно и притягивал, и отталкивал его. Воровать мальчик не хотел.
Дома Лёньку дожидалась неожиданная гостья — Стеша. Она устроила Александру Сергеевну руководительницей музыкального кружка в клуб завода «Треугольник». Женщина рассказала Стеше о приключениях Лёньки, и та решила серьёзно взяться за мальчика.
Глава XII
По настоянию тётки Лёнька поступил в Единую трудовую школу, бывшую когда-то гимназией, где сохранился старый учительский состав, гимназистские порядки, и учились дети богатых нэпманов. Вскоре по школе поползли слухи о Лёнькином воровском прошлом. Несмотря на это, Лёнька решил остаться в школе, но директриса выгнала мальчика из-за затеянной им драки. В тот же день Лёнька натолкнулся на хозяина «Экспресса». Тот потребовал расплатиться за причинённые ему убытки. Мальчику ничего не оставалось, как рассказать обо всём матери.
Александра Сергеевна дала Лёньке денег. По дороге в «Экспресс» он увидел уличную рулетку, и проиграл всё, что имел. Не смея вернуться домой, Лёнька отправился бродить по Питеру, и снова встретил Волкова. На этот раз мальчик не стал отказываться от предложения воровать и прочно связался с ним.
После неудачной кражи замка и ночи в холодной камере Лёньку отпускают под поручительство Стеши. Мальчик рассказывает всё без утайки, не выдав только имя подельника. Благодаря Стеше, до суда дело не доходит. Она устраивает мальчика в спецшколу для трудных подростков, заведует которой Виктор Николаевич Сорокин. Мальчик попадает в хорошие руки и через много лет пишет повесть о школе имени Достоевского.
Фенька
Дело было вечером. Я лежал на диване, курил и читал газету. В комнате никого, кроме меня, не было. И вдруг я слышу — кто-то царапается. Кто-то чуть слышно, тихонечко стучит по оконному стеклу: тик-тик, тук-тук.
«Что, — думаю, — такое? Муха? Нет, не муха. Таракан? Нет, не таракан. Может быть, дождь капает? Да нет, какой там дождь, — дождём и не пахнет. »
Повернул я голову, посмотрел — ничего не видно. На локте привстал — тоже не видно. Прислушался — как будто тихо.
Лёг я. И вдруг опять: тик-тик, тук-тук.
«Фу, — думаю. — Что такое?»
Надоело мне, встал я, бросил газету, подошёл к окну и — глаза вытаращил. Думаю: батюшки, что это мне — во сне снится, что ли? Вижу — за окном, на узеньком железном карнизе, стоит — кто вы думаете? Стоит девочка. Да такая девочка, о каких вы и в сказках не читывали.
Ростом она будет поменьше самого маленького мальчика с пальчика. Ножки у неё босые, платье всё изодрано; сама она толстенькая, пузатая, нос пуговкой, губы какие-то оттопыренные, а волосы на голове рыжие и торчат в разные стороны, как на сапожной щётке.
Я даже не сразу поверил, что это девочка. Я подумал сначала, что что какой-то зверёк. Потому что я никогда раньше таких маленьких девочек не видел.
А девочка стоит, смотрит на меня и изо всех сил своим кулачишкой по стеклу барабанит: тик-тик, тук-тук.
Я у неё через стекло спрашиваю:
— Девочка! Тебе что надо?
А она не слышит меня, не отвечает и только пальцем показывает: дескать, открой, пожалуйста, а ну открой поскорей!
Тогда я отодвинул задвижку, открыл окно и впустил её в комнату.
— Чего же ты, глупышка, в окно лезешь? Ведь у меня ж дверь открыта.
А она мне, я помню, тоненьким-тоненьким голоском отвечает:
— Я в дверь не умею ходить.
— Как не умеешь?! В окно умеешь, а в дверь не умеешь?
— Да, — говорит, — не умею.
«Вот так, — думаю, — чудо-юдо ко мне привалило!»
Удивился я, взял её на руки, вижу — она вся дрожит. Вижу — боится чего-то. Оглядывается, на окно посматривает. Лицо у неё всё заплаканное, зубки стучат, а в глазах ещё слёзы поблёскивают.
Я у неё спрашиваю:
— Я, — говорит, — Фенька.
— Какая такая Фенька?
— Такая вот. Фенька.
— А где ты живёшь?
— А где твои папа с мамой?
— Ну, — я говорю, — а откуда ты пришла? Почему ты дрожишь? Холодно?
— Нет, — говорит, — не холодно. Жарко. А я дрожу потому, что за мной сейчас собаки по улице гнались.
А она мне опять:
Тут уж я не вытерпел, рассердился и говорю:
— Не знаю, не знаю. А чего же ты тогда знаешь?
— Ах вот как! Это ты знаешь?
Ну, что ж с ней поделаешь. Посадил я её на диван, «посиди», говорю, а сам пошёл на кухню, поискать, нет ли чего-нибудь съедобного. Думаю: только вот вопрос, чем её кормить, этакое чудовище? Налил ей на блюдечко кипячёного молока, хлеба нарезал маленькими кусочками, котлету холодную раскрошил.
Прихожу в комнату, смотрю — где же Фенька? Вижу — на диване никого нет. Удивился я, стал кричать:
Никто не отвечает.
И вдруг слышу откуда-то:
Нагнулся — она под диваном сидит.
— Это, — говорю, — что за фокусы такие?! Ты почему это на диване не сидишь?
— А я, — говорит, — не умею.
— Что-о? Под диваном умеешь, а на диване не умеешь? Ах ты такая-сякая! Ты, может быть, и за столом за обеденным не умеешь сидеть?
— Нет, — говорит, — это умею.
— Ну, так садись, — говорю.
Посадил её за стол. Стул ей поставил. На стул книг целую гору навалил — чтобы повыше было. Вместо передника носовой платок повязал.
Только вижу — не ест. Вижу — сидит, ковыряется, носом сопит.
— Что? — говорю. — В чём дело?
Молчит, не отвечает.
— Ты же есть просила. Вот — ешь, пожалуйста.
А она покраснела вся и вдруг говорит:
— Нет ли у вас чего-нибудь повкуснее?
— Как повкуснее? Ах ты, — я говорю, — неблагодарная! Тебе, что ж, конфет надо, что ли?
— Ах нет, — говорит, — что вы, что вы. Это тоже невкусно.
— Так чего же тебе? Мороженого?
— Нет, и мороженое невкусное.
— И мороженое невкусное? Вот тебе и на! Так чего же тебе, скажи пожалуйста, хочется?
Она помолчала, носиком посопела и говорит:
— Нет ли у вас немножко гвоздиков?
— Ну, — говорит, — обыкновенных гвоздиков. Железненьких.
У меня даже руки от страха затряслись.
— Так ты что же это, значит, гвозди ешь?
— Да, — говорит, — я гвоздики очень люблю.
— Ну, а ещё что ты любишь?
— А ещё, — говорит, — я люблю керосин, мыло, бумагу, песок. только не сахарный. Вату люблю, зубной порошок, гуталин, спички.
«Батюшки! Неужели это она правду говорит? Неужели она действительно гвоздями питается?»
«Ладно, — думаю. — Давай проверим».
Вытащил из стены большой ржавый гвоздь, почистил его немножко.
— На, — говорю, — ешь, пожалуйста!
Я думал, она не будет есть. Думал, она просто фокусничает, притворяется. Но не успел я оглянуться, она — раз-раз, хруп-хруп весь гвоздь сжевала. Облизнулась и говорит:
— Нет, голубушка, извиняюсь, у меня больше гвоздей для тебя нет. Вот, если хочешь, — бумаги, пожалуйста, могу дать.
Дал ей бумагу — она и бумагу съела. Спичек дал целый коробок — она и спички в два счёта скушала. Керосину на блюдечко налил — она и керосин вылакала.
Я только смотрю и головой качаю. «Вот так девочка, — думаю. — Такая девочка, пожалуй, и тебя самого съест в два счёта. Нет, — думаю, — надо гнать её в шею, обязательно гнать. Куда мне такое страшилище, людоедку такую!!»
А она керосин выпила, блюдечко вылизала, сидит, зевает, носом клюёт: спать, значит, хочется.
И тут мне её, вы знаете, что-то жалко стало. Сидит она, как воробушек — съёжилась, нахохлилась, — куда ж её, думаю, такую маленькую на ночь глядя гнать. Её ведь, такую пичужку, и в самом деле собаки могут загрызть. Я думаю: «Ладно, так уж и быть, — завтра выгоню. Пускай выспится у меня, отдохнёт, а завтра утречком — до свиданьица, иди откуда пришла. »
Подумал я так и стал ей готовить постель. Положил на стул подушку, на подушку — ещё подушечку, маленькую, из-под булавок у меня такая была. Потом уложил Феньку, укрыл её вместо одеяла салфеткой.
— Спи, — говорю. — Спокойной ночи!
Она сразу и захрапела.
А я посидел немножко, почитал и тоже спать лёг.
Утром, как только проснулся, пошёл посмотреть, как там моя Фенька поживает. Прихожу, смотрю — на стуле ничего нет. Ни Феньки нет, ни подушки нет, ни салфетки. Вижу — лежит моя Фенечка под стулом, подушка у неё под ногами, голова на полу, а салфетки — так той и вовсе не видно.
Я разбудил её, говорю:
— Такая салфетка. Которую я тебе давеча вместо одеяла устроил.
— Как это не знаешь?
— Честное слово, не знаю.
Стали искать. Я ищу, а Фенька мне помогает. Ищем, ищем — нету салфетки.
Вдруг Фенька мне говорит:
— Слушайте, не ищите, ладно. Я вспомнила.
— Что, — я говорю, — ты вспомнила?
— Я вспомнила, где салфетка.
— Я её нечаянно скушала.
Ох, рассердился я, закричал, ногами затопал.
— Обжора ты этакая, — говорю, — утроба ты ненасытная! Ведь этак же ты мне весь дом сожрёшь.
— Как это не нарочно? Нечаянно салфетку съела? Да?
— Я ночью проснулась, мне есть захотелось, а вы мне ничего не оставили. Вот сами и виноваты.
Ну, я с ней, конечно, спорить не стал, плюнул и ушёл на кухню завтрак готовить. Себе сделал яичницу, кофе сварил, бутербродов намазал. А Феньке — нарезал газетной бумаги, накрошил туалетного мыла и сверху всё это керосинчиком полил. Приношу этот винегрет в комнату, смотрю — моя Фенька полотенцем лицо вытирает. Я испугался, мне показалось, что она ест полотенце. Потом вижу — нет, лицо вытирает.
Я у неё спрашиваю:
— Ты где воду брала?
— Такую воду. Одним словом, — где ты мылась?
— Я ещё не мылась.
— Как не мылась? Так чего ж ты тогда вытираешься?
— А я, — говорит, — всегда так. Я сначала вытрусь, а потом вымоюсь.
Я только рукой махнул.
— Ну, — говорю, — ладно, садись, ешь скорей и — до свиданьица.
— Как это «до свиданьица»?
— Да так, — говорю. — Очень просто. До свиданьица. Надоела ты мне, голубушка. Уходи поскорее, откуда пришла.
И вдруг вижу — моя Феня как задрожит, как затрясётся. Кинулась ко мне, за ногу меня схватила, обнимает, целует, а у самой из глазёнок слёзы так и текут.
— Не гоните меня, — говорит, — пожалуйста! Я хорошая буду. Пожалуйста! Прошу вас! Если вы меня кормить будете, я никогда ничего — ни одного гвоздика, ни одной пуговки без спросу не съем.
Ну, одним словом, мне её опять жалко стало.
Детей у меня тогда не было. Жил я один. Вот я и подумал: «Что ж, не объест ведь меня эта пигалица. Пускай, — думаю, — погостит у меня немножко. А там видно будет».
— Ладно, — говорю, — так уж и быть. В последний раз тебя прощаю. Но только смотри у меня.
Она сразу повеселела, запрыгала, замурлыкала.
Потом я ушёл на работу. А перед тем как уйти на работу, я сходил на рынок и купил полкило маленьких сапожных гвоздей. Штук десять я оставил Феньке, а остальные положил в ящик и ящик закрыл на ключ.
На работе я всё время о Феньке думал. Беспокоился. Как она там? Что делает? Не натворила ли чего-нибудь?
Прихожу домой — Фенька сидит на окне, мух ловит. Увидела меня, обрадовалась, в ладошки захлопала.
— Ой, — говорит, — наконец-то! Как я рада!
— А что? — говорю. — Скучно было?
— Ой, как скучно! Прямо не могу, до чего скучно!
Взял её на руки. Говорю:
— Есть, наверно, хочешь?
— Нет, — говорит. — Ни капельки. У меня ещё три гвоздя от завтрака осталось.
«Ну, — думаю, — если три гвоздя осталось, значит, всё в порядочке, значит, она ничего лишнего не съела».
Я похвалил её за хорошее поведение, немножко с ней поиграл, потом занялся своими делами.
Мне нужно было написать несколько писем. Я сажусь за письменный стол, открываю чернильницу, гляжу — чернильница у меня пустая. Что такое? Ведь я только третьего дня чернила туда наливал.
— А ну, — говорю, — Фенька! Иди сюда!
— Ты не знаешь, куда у меня чернила девались?
— Да ничего. Знаешь или не знаешь?
— Если вы ругаться не будете, тогда скажу.
— Не будете ругаться?
— Как выпила. Ты же мне, — я говорю, — обещала.
— Я обещала вам не есть ничего. А не пить я не обещала. И вы, — говорит, — опять сами виноваты. Зачем вы мне таких солёных гвоздей купили? От них пить хочется.
Ну вот — поговорите вы с ней! Опять я виноват.
Я думаю: что же мне делать? Ругаться? Да нет, руганью тут делу не поможешь. Думаю: надо ей какую-нибудь работу, какое-нибудь занятие найти. Это она от безделья глупостями занимается. А когда я её работать заставлю, ей некогда будет дурака-то валять.
И вот на другой день утром я ей даю метёлку и говорю:
— Вот, Феня, я ухожу на работу, а ты пока делом займись: прибери комнату, пол подмети, пыль вытри. Сумеешь?
Она даже засмеялась.
— Эва, — говорит, — невидаль. Что ж тут не суметь? Конечно, сумею.
Вечером я прихожу, смотрю: в комнате — пыль, грязь, на полу бумажки валяются.
— Эй, Фенька! — кричу.
Она из-под кровати вылезает.
— Да! — говорит. — В чём дело?
— Ты почему это пол не подмела?
— Вот именно: почему?
— А чем, — говорит, — его подметать?
— Очень просто: нету.
— Куда же она девалась?
Молчит. Носом сопит. Значит, дело неладно.
— Да, — говорит. — Съела.
Я так на стул и упал. Я даже рассердиться позабыл.
— Чудовище! Да как же это ты умудрилась метёлку слопать?
— Я, честное слово, даже сама не знаю. Как-то незаметно, по одному прутику.
— Ну, что же, — я говорю, — мне теперь делать? Железную метёлку для тебя, что ли, заказывать?
— Нет, — говорит, — я и железную съем.
Тогда я подумал немного и говорю:
— Ладно. Я знаю, что я с тобой сделаю. С завтрашнего дня я буду тебя в чемодан прятать. Ты чемодан-то, надеюсь, не съешь?
— Нет, — говорит, — не съем. Он пыльный. Вымойте его — тогда съем.
— Ну нет, — говорю. — Спасибо. Не надо. Уж лучше пускай он пыльный стоит.
И на другой день я посадил Феньку в маленький кожаный чемодан. Она ничего — не плакала, не пищала. Только попросила, чтобы я просверлил несколько дырочек для воздуха.
Я взял ножницы и сделал три дырки. И с тех пор Фенька так там и живёт, у меня в чемодане.
Конечно, выросла немножко за это время: была с большой палец, теперь — с указательный. Но живётся ей неплохо. Даже уютно. Теперь я и окошечко там сделал, в её домике. Спит она на маленьком диванчике. Обедает за маленьким столиком. И даже маленький-маленький — вот такой — телевизорчик там стоит.
Так что вы её не жалейте, Феньку. А лучше приходите ко мне как-нибудь в гости, и я вас непременно с ней познакомлю.
«Ленька Пантелеев» читательский дневник
«Ленька Пантелеев» – история непростого жизненного пути мальчика, которому хватило смелости и решительности покончить с воровской жизнью, и стать порядочным человеком.
Краткое содержание «Ленька Пантелеев» для читательского дневника
ФИО автора: Пантелеев Леонид
Название: Ленька Пантелеев
Число страниц: 400. Пантелеев Леонид. Издательство «Клевар Медиа Групп». 2016 год
Жанр: Роман
Год написания: 1938 год
Время и место сюжета
Действие повести происходит в смутное время в России, и охватывает период, включающий Первую мировую войну, революцию, Гражданскую войну.
Главные герои
Ленька Пантелеев – добрый, отзывчивый мальчик, который под влиянием обстоятельств встал на кривую дорожку, но после исправился.
Александра Сергеевна – мать Леньки, преподавательница музыки, добрая, заботливая женщина.
Волков – предводитель шайки хулиганов и воров.
Сюжет
Детство Леньки пришлось на смутные годы Первой мировой войны и революции. Когда-то у мальчика была полная семья, однако у отца был очень тяжелый характер и склонность к пьянству, в результате чего семья распалась. От грустных мыслей Ленька спасался благодаря чтению, к которому пристрастился в раннем возрасте.
Когда отец умер в Первую мировую войну, все заботы о семье легли на хрупкие материнские плечи. Женщина давала частные уроки музыки, но денег катастрофически не хватало, чтобы прокормить троих детей. Зима в тот год выдалась особенно голодная. Весной мать получила приглашение от няньки погостить всей семьей в деревне. Несмотря на обстрелы, женщина отважилась покинуть город.
После революционного Петрограда жизнь в деревне показалась Леньке спокойной и сытой. Мальчик быстро влился в компанию деревенских ребятишек. Когда он заболел дифтеритом, мать решила отвезти его в Ярославль к доктору. В городе они попали в страшную заварушку, которую устроили белогвардейцы и красноармейцы, но им удалось выжить, и невредимыми вернуться домой.
Однажды мать уехала по работе в командировку в другой город, и долго не возвращалась. Чтобы как-то прокормить себя, Ленька был вынужден искать работу. Однако мальчику не везло, и он постоянно попадал в какие-то передряги. Чтобы не умереть с голода, Ленька был вынужден воровать. Он очень обрадовался, когда получил работу курьера. Желая выполнить поручение как можно быстрее, он съехал с лестницы со второго этажа, и напоролся на большой гвоздь. В результате Ленька надолго оказался в больнице.
Выздоровев, Ленька очутился в профшколе. Ему тяжело давалась учеба, поскольку мальчик давно не ходил в школу, но он очень старался и вскоре наверстал пропущенные знания. Ленька написал пьесу, которую решили поставить на сцене. Ему досталась совсем крошечная роль, но он прекрасно с ней справился.
Мечтая отыскать маму, Ленька отправился в Петроград. Преодолев массу трудностей, он ее нашел. Выяснилось, что в поезд, на котором возвращалась мама домой, напал бандитский отряд, и ей лишь чудом удалось выжить.
В родном городе Леня связался с местными хулиганами по предводительством Волкова. Он не собирался кого-то грабить или обманывать, но по досадной случайности оказался втянутым в преступное дело, и был пойман на горячем. Леньке было очень стыдно перед мамой. Он добровольно признался, и его выпустили с подпиской о невыезде. Матери удалось пристроить Леньку в спецшколу для трудных подростков. Поначалу он хотел сбежать оттуда, но неожиданно ему понравилось на новом месте. Благодаря прекрасным преподавателям Ленька вырос хорошим человеком, и стал писателем.
Вывод и свое мнение
В жизни главного героя было множество трудностей, которые он не всегда преодолевал с честью и достоинством. Однако природная честность, благородство и порядочность не дали ему опуститься на самое дно. Попав в хорошее окружение, мальчик смог избавиться от своего темного прошлого, и вырасти достойным человеком.
Главная мысль
Даже в трудные времена нужно оставаться порядочным, честным человеком, ставить цели и добиваться их, и тогда все наладится.
Авторские афоризмы
«…Споткнуться и упасть в яму нетрудно, выкарабкаться из нее гораздо труднее…»
«…Ведь никто не рождается преступником. Преступниками делают людей голод, нужда, безработица…»
«…Тот, если бы влип, так сразу бы все рассказал. Твердости у него нет, даром что опытный…»
Толкование непонятных слов
Черная лестница – подсобная лестница внутри дома, предназначенная для хозяйственных нужд и выходящая во двор.
Гимнастерка – плотная тканевая удлиненная рубашка, которую носили с ремнём или поясом.
Чулок – предмет одежды, изделие из нитей, мягкого материала, облегающее ногу.
Керосиновая лампа – светильник, работающий на основе сгорания керосина.
Новые слова
Дюжина – мера поштучного счета предметов, равная 12.
Ирод – мучитель, изверг (чаще в обращении).
Протокол – документ, фиксирующий какое-либо событие, факт или договоренность.
Рейтинг читательского дневника
Средняя оценка: 5 . Всего получено оценок: 4.
Энциклопедия сказочных героев
Все о сказках для читательского дневника. Русские народные сказки, сказки народов мира, сказки русских и зарубежных писателей.
четверг, 6 декабря 2018 г.
“Фенька”
Пантелеев Л, сказка “Фенька”
Жанр: литературная сказка
Главные герои сказки “Фенька” и их характеристика
- Автор. Добрый, любопытный, любит детей.
- Фенька. Маленькая девочка. Ест все несъедобное.
План пересказа сказки “Фенька”
- Стук в окно
- Маленькая девочка
- Фенька просит есть
- Ржавый гвоздь и керосин
- Съеденная салфетка
- Фенька дает обещание.
- Сапожные гвозди
- Выпитые чернила
- Съеденная метелка
- Дом из чемодана.
Кратчайшее содержание сказки “Фенька” для читательского дневника в 6 предложений
- В окно стучится маленькая девочка с рыжими волосами.
- Фенька просит кушать, и съедает гвоздь и спички.
- Автор покупает Феньке гвозди, но они оказываются слишком солеными.
- Автор решает оставить Феньку и поручает ей прибраться.
- Фенька съедает метелку.
- Фенька живет в чемодане и смотрит маленький телевизор.
Главная мысль сказки “Фенька”
О вкусах не спорят.
Чему учит сказка “Фенька”
Сказка учит доброжелательности, гостеприимству, деликатности. Учит не обращать внимание на чужие недостатки. Учит принимать человека таким, как он есть. Учит толерантности.
Отзыв на сказку “Фенька”
Меня насмешила эта сказка, в которой действует такой необычный герой – девочка Фенька, обожающая гвозди и чернила. Фенька показалась мне очень веселой и забавной. Я не прочь познакомиться с этой девочкой поближе, тем более, что гвоздей у меня дома сколько угодно.
Пословицы к сказке “Фенька”
На вкус и цвет товарищей нет.
Тыква на арбуз похожа, да вкусом не схожа.
Сладкая еда не всегда полезна.
Не беда, что плоха еда, а беда когда ее нет.
Добрый гость всегда в пору.
Читать краткое содержание, краткий пересказ сказки “Фенька”
Однажды вечером автор лежал на диване и читал газету. Вдруг он услышал за окном тихий звук, как-будто кто-то стучался или скребся в стекло.
Автор посмотрел на окно, но никого не увидел. Он снова стал читать газету. А звук повторился.
Автор подошел к окну и увидел на карнизе маленькую девочку. Она была в изодранном платье, с рыжими, торчащими во все стороны волосами, меньше чем мальчик с пальчик и очень толстая.
Девочка стучала в окно и просила впустить ее. Автор открыл окно и девочка сразу запрыгнула в комнату. Автор упрекнул девочку, что та не вошла через дверь, но выяснилось, что девочка умеет входить только через окно.
Она дрожала, оглядывалась на окно и было видно, что она чего-то боится. Девочку звали Фенька.
Автор стал спрашивать Феньку про родителей, но узнал только, что за ней гнались собаки, которых она боится. Фенька попросила кушать и автор пошел на кухню. Там он налил в блюдце молока, накрошил хлеба и понес Фкеньке.
Фенька в это время пряталась под диваном, потому что на диване она сидеть не умела.
Увидев угощение, Фенька скривила носик и спросила что-нибудь вкуснее. Автор спросил, не хочет ли она конфет, но Фенька сказала, что конфеты тоже не вкусные.
Автор стал допытываться, что ест Фенька и та призналась, что любит обычные металлические гвоздики, а также керосин, вату, песок, гуталин и многое другое.
Автор вытащил из стены ржавый гвоздь, немного его почистил и дал Феньке. А та мигом его съела и попросила еще. Но больше гвоздей у автора не было, и он предложил Феньке бумаги, спички, и керосин. Все это Фенька с аппетитом съела и стала зевать.
Автор положил на стул подушку, на нее подушку поменьше, а салфетку дал как одеяло. Там Фенька и уснула.
А утром автор увидел Феньку под стулом, подушку под стулом, а салфетка и вовсе пропала.
Автор стал искать салфетку, а Фенька ему помогала. Потом девочка вспомнила, что ночью нечаянно съела салфетку.
Автор назвал Феньку обжорой и пошел готовить завтрак. Себе – яичницу, Феньке – винегрет из газетной бумаги, туалетного мыла и керосина.
Войдя в комнату, он увидел, что Фенька вытирается полотенцем и спросил, где она взяла воду. Но Фенька ответила, что она всегда сперва вытирается, а потом умывается.
Автор поставил перед Фенькой винегрет, предложил поесть и выметаться. Фенька испугалась, что ее выгоняют и стала упрашивать оставить ее, обещая никогда ничего не есть без спросу.
Автор решил оставить девочку и купил для нее полкило гвоздей, выдал Феньке десять штук, а сам пошел на работу. На работе он все время вспоминал про Феньку, а когда пришел домой увидел, что у девочки осталось еще три гвоздя от завтрака.
Автор похвалил Феньку и хотел написать несколько писем, но оказалось, что Фенька выпила все чернила.
Девочка сказала, что она обещала ничего не есть без спросу, а пить не обещала. К тому же гвозди были очень солеными.
Автор решил занять Феньку делом, чтобы она не хулиганила. И на следующее утро вручил ей метелку и поручил прибрать в комнате, пока он на работе.
Вернувшись, он увидел ту же грязь и сопящую Феньку. Метелки не было. Автор понял, что девочка съела метелку, но не мог понять как. А Фенька сказала, что и сама не заметила – по одному прутику.
Автор спросил, может Феньке металлическую метелку купить, но девочка сказала, что ее она съест.
Тогда автор решил посадить Феньку в чемодан, потому что тот был пыльным и Фенька не хотела его есть. Там Фенька и стала жить, только попросила несколько дырочек просверлить в стенках, для вентиляции.
Со временем она подросла, была с большой палец, стала с указательный. В чемодане у нее есть маленький диванчик и даже маленький телевизор.
Рисунки и иллюстрации к сказке “Фенька”
Фенька
Дело было вечером. Я лежал на диване, курил и читал газету. В комнате никого, кроме меня, не было. И вдруг я слышу — кто-то царапается. Кто-то чуть слышно, тихонечко стучит по оконному стеклу: тик-тик, тук-тук.
«Что, — думаю, — такое? Муха? Нет, не муха. Таракан? Нет, не таракан. Может быть, дождь капает? Да нет, какой там дождь, — дождём и не пахнет. »
Повернул я голову, посмотрел — ничего не видно. На локте привстал — тоже не видно. Прислушался — как будто тихо.
Лёг я. И вдруг опять: тик-тик, тук-тук.
«Фу, — думаю. — Что такое?»
Надоело мне, встал я, бросил газету, подошёл к окну и — глаза вытаращил. Думаю: батюшки, что это мне — во сне снится, что ли? Вижу — за окном, на узеньком железном карнизе, стоит — кто вы думаете? Стоит девочка. Да такая девочка, о каких вы и в сказках не читывали.
Ростом она будет поменьше самого маленького мальчика с пальчика. Ножки у неё босые, платье всё изодрано; сама она толстенькая, пузатая, нос пуговкой, губы какие-то оттопыренные, а волосы на голове рыжие и торчат в разные стороны, как на сапожной щётке.
Я даже не сразу поверил, что это девочка. Я подумал сначала, что что какой-то зверёк. Потому что я никогда раньше таких маленьких девочек не видел.
А девочка стоит, смотрит на меня и изо всех сил своим кулачишкой по стеклу барабанит: тик-тик, тук-тук.
Я у неё через стекло спрашиваю:
— Девочка! Тебе что надо?
А она не слышит меня, не отвечает и только пальцем показывает: дескать, открой, пожалуйста, а ну открой поскорей!
Тогда я отодвинул задвижку, открыл окно и впустил её в комнату.
— Чего же ты, глупышка, в окно лезешь? Ведь у меня ж дверь открыта.
А она мне, я помню, тоненьким-тоненьким голоском отвечает:
— Я в дверь не умею ходить.
— Как не умеешь?! В окно умеешь, а в дверь не умеешь?
— Да, — говорит, — не умею.
«Вот так, — думаю, — чудо-юдо ко мне привалило!»
Удивился я, взял её на руки, вижу — она вся дрожит. Вижу — боится чего-то. Оглядывается, на окно посматривает. Лицо у неё всё заплаканное, зубки стучат, а в глазах ещё слёзы поблёскивают.
Я у неё спрашиваю:
— Я, — говорит, — Фенька.
— Какая такая Фенька?
— Такая вот. Фенька.
— А где ты живёшь?
— А где твои папа с мамой?
— Ну, — я говорю, — а откуда ты пришла? Почему ты дрожишь? Холодно?
— Нет, — говорит, — не холодно. Жарко. А я дрожу потому, что за мной сейчас собаки по улице гнались.
А она мне опять:
Тут уж я не вытерпел, рассердился и говорю:
— Не знаю, не знаю. А чего же ты тогда знаешь?
— Ах вот как! Это ты знаешь?
Ну, что ж с ней поделаешь. Посадил я её на диван, «посиди», говорю, а сам пошёл на кухню, поискать, нет ли чего-нибудь съедобного. Думаю: только вот вопрос, чем её кормить, этакое чудовище? Налил ей на блюдечко кипячёного молока, хлеба нарезал маленькими кусочками, котлету холодную раскрошил.
Прихожу в комнату, смотрю — где же Фенька? Вижу — на диване никого нет. Удивился я, стал кричать:
Никто не отвечает.
И вдруг слышу откуда-то:
Нагнулся — она под диваном сидит.
— Это, — говорю, — что за фокусы такие?! Ты почему это на диване не сидишь?
— А я, — говорит, — не умею.
— Что-о? Под диваном умеешь, а на диване не умеешь? Ах ты такая-сякая! Ты, может быть, и за столом за обеденным не умеешь сидеть?
— Нет, — говорит, — это умею.
— Ну, так садись, — говорю.
Посадил её за стол. Стул ей поставил. На стул книг целую гору навалил — чтобы повыше было. Вместо передника носовой платок повязал.
Только вижу — не ест. Вижу — сидит, ковыряется, носом сопит.
— Что? — говорю. — В чём дело?
Молчит, не отвечает.
— Ты же есть просила. Вот — ешь, пожалуйста.
А она покраснела вся и вдруг говорит:
— Нет ли у вас чего-нибудь повкуснее?
— Как повкуснее? Ах ты, — я говорю, — неблагодарная! Тебе, что ж, конфет надо, что ли?
— Ах нет, — говорит, — что вы, что вы. Это тоже невкусно.
— Так чего же тебе? Мороженого?
— Нет, и мороженое невкусное.
— И мороженое невкусное? Вот тебе и на! Так чего же тебе, скажи пожалуйста, хочется?
Она помолчала, носиком посопела и говорит:
— Нет ли у вас немножко гвоздиков?
— Ну, — говорит, — обыкновенных гвоздиков. Железненьких.
У меня даже руки от страха затряслись.
— Так ты что же это, значит, гвозди ешь?
— Да, — говорит, — я гвоздики очень люблю.
— Ну, а ещё что ты любишь?
— А ещё, — говорит, — я люблю керосин, мыло, бумагу, песок. только не сахарный. Вату люблю, зубной порошок, гуталин, спички.
«Батюшки! Неужели это она правду говорит? Неужели она действительно гвоздями питается?»
«Ладно, — думаю. — Давай проверим».
Вытащил из стены большой ржавый гвоздь, почистил его немножко.
— На, — говорю, — ешь, пожалуйста!
Я думал, она не будет есть. Думал, она просто фокусничает, притворяется. Но не успел я оглянуться, она — раз-раз, хруп-хруп весь гвоздь сжевала. Облизнулась и говорит:
— Нет, голубушка, извиняюсь, у меня больше гвоздей для тебя нет. Вот, если хочешь, — бумаги, пожалуйста, могу дать.
Дал ей бумагу — она и бумагу съела. Спичек дал целый коробок — она и спички в два счёта скушала. Керосину на блюдечко налил — она и керосин вылакала.
Я только смотрю и головой качаю. «Вот так девочка, — думаю. — Такая девочка, пожалуй, и тебя самого съест в два счёта. Нет, — думаю, — надо гнать её в шею, обязательно гнать. Куда мне такое страшилище, людоедку такую!!»
А она керосин выпила, блюдечко вылизала, сидит, зевает, носом клюёт: спать, значит, хочется.
И тут мне её, вы знаете, что-то жалко стало. Сидит она, как воробушек — съёжилась, нахохлилась, — куда ж её, думаю, такую маленькую на ночь глядя гнать. Её ведь, такую пичужку, и в самом деле собаки могут загрызть. Я думаю: «Ладно, так уж и быть, — завтра выгоню. Пускай выспится у меня, отдохнёт, а завтра утречком — до свиданьица, иди откуда пришла. »
Подумал я так и стал ей готовить постель. Положил на стул подушку, на подушку — ещё подушечку, маленькую, из-под булавок у меня такая была. Потом уложил Феньку, укрыл её вместо одеяла салфеткой.
— Спи, — говорю. — Спокойной ночи!
Она сразу и захрапела.
А я посидел немножко, почитал и тоже спать лёг.
Утром, как только проснулся, пошёл посмотреть, как там моя Фенька поживает. Прихожу, смотрю — на стуле ничего нет. Ни Феньки нет, ни подушки нет, ни салфетки. Вижу — лежит моя Фенечка под стулом, подушка у неё под ногами, голова на полу, а салфетки — так той и вовсе не видно.
Я разбудил её, говорю:
— Такая салфетка. Которую я тебе давеча вместо одеяла устроил.
— Как это не знаешь?
— Честное слово, не знаю.
Стали искать. Я ищу, а Фенька мне помогает. Ищем, ищем — нету салфетки.
Вдруг Фенька мне говорит:
— Слушайте, не ищите, ладно. Я вспомнила.
— Что, — я говорю, — ты вспомнила?
— Я вспомнила, где салфетка.
— Я её нечаянно скушала.
Ох, рассердился я, закричал, ногами затопал.
— Обжора ты этакая, — говорю, — утроба ты ненасытная! Ведь этак же ты мне весь дом сожрёшь.
— Как это не нарочно? Нечаянно салфетку съела? Да?
— Я ночью проснулась, мне есть захотелось, а вы мне ничего не оставили. Вот сами и виноваты.
Ну, я с ней, конечно, спорить не стал, плюнул и ушёл на кухню завтрак готовить. Себе сделал яичницу, кофе сварил, бутербродов намазал. А Феньке — нарезал газетной бумаги, накрошил туалетного мыла и сверху всё это керосинчиком полил. Приношу этот винегрет в комнату, смотрю — моя Фенька полотенцем лицо вытирает. Я испугался, мне показалось, что она ест полотенце. Потом вижу — нет, лицо вытирает.
Я у неё спрашиваю:
— Ты где воду брала?
— Такую воду. Одним словом, — где ты мылась?
— Я ещё не мылась.
— Как не мылась? Так чего ж ты тогда вытираешься?
— А я, — говорит, — всегда так. Я сначала вытрусь, а потом вымоюсь.
Я только рукой махнул.
— Ну, — говорю, — ладно, садись, ешь скорей и — до свиданьица.
— Как это «до свиданьица»?
— Да так, — говорю. — Очень просто. До свиданьица. Надоела ты мне, голубушка. Уходи поскорее, откуда пришла.
И вдруг вижу — моя Феня как задрожит, как затрясётся. Кинулась ко мне, за ногу меня схватила, обнимает, целует, а у самой из глазёнок слёзы так и текут.
— Не гоните меня, — говорит, — пожалуйста! Я хорошая буду. Пожалуйста! Прошу вас! Если вы меня кормить будете, я никогда ничего — ни одного гвоздика, ни одной пуговки без спросу не съем.
Ну, одним словом, мне её опять жалко стало.
Детей у меня тогда не было. Жил я один. Вот я и подумал: «Что ж, не объест ведь меня эта пигалица. Пускай, — думаю, — погостит у меня немножко. А там видно будет».
— Ладно, — говорю, — так уж и быть. В последний раз тебя прощаю. Но только смотри у меня.
Она сразу повеселела, запрыгала, замурлыкала.
Потом я ушёл на работу. А перед тем как уйти на работу, я сходил на рынок и купил полкило маленьких сапожных гвоздей. Штук десять я оставил Феньке, а остальные положил в ящик и ящик закрыл на ключ.
На работе я всё время о Феньке думал. Беспокоился. Как она там? Что делает? Не натворила ли чего-нибудь?
Прихожу домой — Фенька сидит на окне, мух ловит. Увидела меня, обрадовалась, в ладошки захлопала.
— Ой, — говорит, — наконец-то! Как я рада!
— А что? — говорю. — Скучно было?
— Ой, как скучно! Прямо не могу, до чего скучно!
Взял её на руки. Говорю:
— Есть, наверно, хочешь?
— Нет, — говорит. — Ни капельки. У меня ещё три гвоздя от завтрака осталось.
«Ну, — думаю, — если три гвоздя осталось, значит, всё в порядочке, значит, она ничего лишнего не съела».
Я похвалил её за хорошее поведение, немножко с ней поиграл, потом занялся своими делами.
Мне нужно было написать несколько писем. Я сажусь за письменный стол, открываю чернильницу, гляжу — чернильница у меня пустая. Что такое? Ведь я только третьего дня чернила туда наливал.
— А ну, — говорю, — Фенька! Иди сюда!
— Ты не знаешь, куда у меня чернила девались?
— Да ничего. Знаешь или не знаешь?
— Если вы ругаться не будете, тогда скажу.
— Не будете ругаться?
— Как выпила. Ты же мне, — я говорю, — обещала.
— Я обещала вам не есть ничего. А не пить я не обещала. И вы, — говорит, — опять сами виноваты. Зачем вы мне таких солёных гвоздей купили? От них пить хочется.
Ну вот — поговорите вы с ней! Опять я виноват.
Я думаю: что же мне делать? Ругаться? Да нет, руганью тут делу не поможешь. Думаю: надо ей какую-нибудь работу, какое-нибудь занятие найти. Это она от безделья глупостями занимается. А когда я её работать заставлю, ей некогда будет дурака-то валять.
И вот на другой день утром я ей даю метёлку и говорю:
— Вот, Феня, я ухожу на работу, а ты пока делом займись: прибери комнату, пол подмети, пыль вытри. Сумеешь?
Она даже засмеялась.
— Эва, — говорит, — невидаль. Что ж тут не суметь? Конечно, сумею.
Вечером я прихожу, смотрю: в комнате — пыль, грязь, на полу бумажки валяются.
— Эй, Фенька! — кричу.
Она из-под кровати вылезает.
— Да! — говорит. — В чём дело?
— Ты почему это пол не подмела?
— Вот именно: почему?
— А чем, — говорит, — его подметать?
— Очень просто: нету.
— Куда же она девалась?
Молчит. Носом сопит. Значит, дело неладно.
— Да, — говорит. — Съела.
Я так на стул и упал. Я даже рассердиться позабыл.
— Чудовище! Да как же это ты умудрилась метёлку слопать?
— Я, честное слово, даже сама не знаю. Как-то незаметно, по одному прутику.
— Ну, что же, — я говорю, — мне теперь делать? Железную метёлку для тебя, что ли, заказывать?
— Нет, — говорит, — я и железную съем.
Тогда я подумал немного и говорю:
— Ладно. Я знаю, что я с тобой сделаю. С завтрашнего дня я буду тебя в чемодан прятать. Ты чемодан-то, надеюсь, не съешь?
— Нет, — говорит, — не съем. Он пыльный. Вымойте его — тогда съем.
— Ну нет, — говорю. — Спасибо. Не надо. Уж лучше пускай он пыльный стоит.
И на другой день я посадил Феньку в маленький кожаный чемодан. Она ничего — не плакала, не пищала. Только попросила, чтобы я просверлил несколько дырочек для воздуха.
Я взял ножницы и сделал три дырки. И с тех пор Фенька так там и живёт, у меня в чемодане.
Конечно, выросла немножко за это время: была с большой палец, теперь — с указательный. Но живётся ей неплохо. Даже уютно. Теперь я и окошечко там сделал, в её домике. Спит она на маленьком диванчике. Обедает за маленьким столиком. И даже маленький-маленький — вот такой — телевизорчик там стоит.
Так что вы её не жалейте, Феньку. А лучше приходите ко мне как-нибудь в гости, и я вас непременно с ней познакомлю.
Алексей Пантелеев – Фенька
Алексей Пантелеев – Фенька краткое содержание
Фенька – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л)
Алексей Иванович Пантелеев
Дело было вечером. Я лежал на диване, курил и читал газету. В комнате никого, кроме меня, не было. И вдруг я слышу – кто-то царапается. Кто-то чуть слышно, тихонечко стучит по оконному стеклу: тик-тик, тук-тук.
“Что, – думаю, – такое? Муха? Нет, не муха. Таракан? Нет, не таракан. Может быть, дождь капает? Да нет, какой там дождь, – дождем и не пахнет. “
Повернул я голову, посмотрел – ничего не видно. На локте привстал тоже не видно. Прислушался – как будто тихо.
Лег я. И вдруг опять: тик-тик, тук-тук.
“Фу, – думаю. – Что такое?”
Надоело мне, встал я, бросил газету, подошел к окну и – глаза вытаращил. Думаю: батюшки, что это мне – во сне снится, что ли? Вижу – за окном, на узеньком железном карнизе, стоит – кто вы думаете? Стоит девочка. Да такая девочка, о каких вы и в сказках не читывали.
Ростом она будет поменьше самого маленького мальчика с пальчика. Ножки у нее босые, платье все изодрано; сама она толстенькая, пузатая, нос пуговкой, губы какие-то оттопыренные, а волосы на голове рыжие и торчат в разные стороны, как на сапожной щетке.
Я даже не сразу поверил, что это девочка. Я подумал сначала, что что какой-то зверек. Потому что я никогда раньше таких маленьких девочек не видел.
А девочка стоит, смотрит на меня и изо всех сил своим кулачишкой по стеклу барабанит: тик-тик, тук-тук.
Я у нее через стекло спрашиваю:
– Девочка! Тебе что надо?
А она не слышит меня, не отвечает и только пальцем показывает: дескать, открой, пожалуйста, а ну открой поскорей!
Тогда я отодвинул задвижку, открыл окно и впустил ее в комнату.
– Чего же ты, глупышка, в окно лезешь? Ведь у меня ж дверь открыта.
А она мне, я помню, тоненьким-тоненьким голоском отвечает:
– Я в дверь не умею ходить.
– Как не умеешь?! В окно умеешь, а в дверь не умеешь?
– Да, – говорит, – не умею.
“Вот так, – думаю, – чудо-юдо ко мне привалило!”
Удивился я, взял ее на руки, вижу – она вся дрожит. Вижу – боится чего-то. Оглядывается, на окно посматривает. Лицо у нее все заплаканное, зубки стучат, а в глазах еще слезы поблескивают.
Я у нее спрашиваю:
– Я, – говорит, – Фенька.
– Какая такая Фенька?
– Такая вот. Фенька.
– А где ты живешь?
– А где твои папа с мамой?
– Ну, – я говорю, – а откуда ты пришла? Почему ты дрожишь? Холодно?
– Нет, – говорит, – не холодно. Жарко. А я дрожу потому, что за мной сейчас собаки по улице гнались.
А она мне опять:
Тут уж я не вытерпел, рассердился и говорю:
– Не знаю, не знаю. А чего же ты тогда знаешь?
– Ах вот как! Это ты знаешь?
Ну, что ж с ней поделаешь. Посадил я ее на диван, “посиди”, говорю, а сам пошел на кухню, поискать, нет ли чего-нибудь съедобного. Думаю: только вот вопрос, чем ее кормить, этакое чудовище? Налил ей на блюдечко кипяченого молока, хлеба нарезал маленькими кусочками, котлету холодную раскрошил.
Прихожу в комнату, смотрю – где же Фенька? Вижу – на диване никого нет. Удивился я, стал кричать:
Никто не отвечает.
И вдруг слышу откуда-то:
Нагнулся – она под диваном сидит.
– Это, – говорю, – что за фокусы такие?! Ты почему это на диване не сидишь?
– А я, – говорит, – не умею.
– Что-о? Под диваном умеешь, а на диване не умеешь? Ах ты такая-сякая! Ты, может быть, и за столом за обеденным не умеешь сидеть?
– Нет, – говорит, – это умею.
– Ну, так садись, – говорю.
Посадил ее за стол. Стул ей поставил. На стул книг целую гору навалил чтобы повыше было. Вместо передника носовой платок повязал.
Только вижу – не ест. Вижу – сидит, ковыряется, носом сопит.
– Что? – говорю. – В чем дело?
Молчит, не отвечает.
– Ты же есть просила. Вот – ешь, пожалуйста.
А она покраснела вся и вдруг говорит:
– Нет ли у вас чего-нибудь повкуснее?
– Как повкуснее? Ах ты, – я говорю, – неблагодарная! Тебе, что ж, конфет надо, что ли?
– Ах нет, – говорит, – что вы, что вы. Это тоже невкусно.
– Так чего же тебе? Мороженого?
– Нет, и мороженое невкусное.
– И мороженое невкусное? Вот тебе и на! Так чего же тебе, скажи пожалуйста, хочется?
Она помолчала, носиком посопела и говорит:
– Нет ли у вас немножко гвоздиков?
– Ну, – говорит, – обыкновенных гвоздиков. Железненьких.
У меня даже руки от страха затряслись.
– Так ты что же это, значит, гвозди ешь?
– Да, – говорит, – я гвоздики очень люблю.
– Ну, а еще что ты любишь?
– А еще, – говорит, – я люблю керосин, мыло, бумагу, песок. только не сахарный. Вату люблю, зубной порошок, гуталин, спички.
“Батюшки! Неужели это она правду говорит? Неужели она действительно гвоздями питается?”
“Ладно, – думаю. – Давай проверим”.
Вытащил из стены большой ржавый гвоздь, почистил его немножко.
– На, – говорю, – ешь, пожалуйста!
Я думал, она не будет есть. Думал, она просто фокусничает, притворяется. Но не успел я оглянуться, она – раз-раз, хруп-хруп весь гвоздь сжевала. Облизнулась и говорит:
– Нет, голубушка, извиняюсь, у меня больше гвоздей для тебя нет. Вот, если хочешь, – бумаги, пожалуйста, могу дать.
Дал ей бумагу – она и бумагу съела. Спичек дал целый коробок – она и спички в два счета скушала. Керосину на блюдечко налил – она и керосин вылакала.
Я только смотрю и головой качаю. “Вот так девочка, – думаю. – Такая девочка, пожалуй, и тебя самого съест в два счета. Нет, – думаю, – надо гнать ее в шею, обязательно гнать. Куда мне такое страшилище, людоедку такую!!”
А она керосин выпила, блюдечко вылизала, сидит, зевает, носом клюет: спать, значит, хочется.
И тут мне ее, вы знаете, что-то жалко стало. Сидит она, как воробушек съежилась, нахохлилась, – куда ж ее, думаю, такую маленькую на ночь глядя гнать. Ее ведь, такую пичужку, и в самом деле собаки могут загрызть. Я думаю: “Ладно, так уж и быть, – завтра выгоню. Пускай выспится у меня, отдохнет, а завтра утречком – до свиданьица, иди откуда пришла. “
Подумал я так и стал ей готовить постель. Положил на стул подушку, на подушку – еще подушечку, маленькую, из-под булавок у меня такая была. Потом уложил Феньку, укрыл ее вместо одеяла салфеткой.
– Спи, – говорю. – Спокойной ночи!
Она сразу и захрапела.
А я посидел немножко, почитал и тоже спать лег.
Утром, как только проснулся, пошел посмотреть, как там моя Фенька поживает. Прихожу, смотрю – на стуле ничего нет. Ни Феньки нет, ни подушки нет, ни салфетки. Вижу – лежит моя Фенечка под стулом, подушка у нее под ногами, голова на полу, а салфетки – так той и вовсе не видно.