Последняя жертва – краткое содержание комедии Островского

Последняя жертва – краткое содержание комедии Островского

• ЖАНРЫ 359
• АВТОРЫ 256 283
• КНИГИ 587 058
• СЕРИИ 21 815
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 544 023

Александр Николаевич Островский.

Юлия Павловна Тугина, молодая вдова.

Глафира Фирсовна, тетка Юлии, пожилая небогатая женщина.

Вадим Григорьевич Дульчин, молодой человек.

Лука Герасимыч Дергачев, приятель Дульчина, довольно невзрачный господин и по фигуре и по костюму.

Флор Федулыч Прибытков, очень богатый купец, румяный старик, лет 60, гладко выбрит, тщательно причесан и одет очень чисто.

Михевна, старая ключница Юлии.

Небольшая гостиная в доме Тугиной. В глубине дверь входная, направо (от актеров) дверь во внутренние комнаты, налево окно. Драпировка и мебель довольно скромные, но приличные.

Михевна (у входной двери), потом Глафира Фирсовна.

Михевна. Девушки, кто там позвонил? Вадим Григорьич, что ли?

Глафира Фирсовна(входя). Какой Вадим Григорьич, это я! Вадим-то Григорьич, чай, позже придет.

Михевна. Ах, матушка, Глафира Фирсовна! Да никакого и нет Вадима Григорьича; это я так, обмолвилась… Извините!

Глафира Фирсовна. Сорвалось с языка, так уж нечего делать, назад не спрячешь. Эка досада, не застала я самой-то! Не близко место к вам даром-то путешествовать; а на извозчиков у меня денег еще не нажито. Да и разбойники же они! За твои же деньги тебе всю душеньку вытрясет, да еще того гляди вожжами глаза выхлестнет.

Михевна. Что говорить! То ли дело свои…

Глафира Фирсовна. Что, свои? Ноги-то, что ли?

Михевна. Нет, лошади-то, я говорю.

Глафира Фирсовна. Уж чего лучше! Да только у меня свои-то еще на Хреновском заводе; все купить не сберусь: боюсь, как бы не ошибиться.

Михевна. Так вы пешечком?

Глафира Фирсовна. Да, по обещанию, семь верст киселя есть. Да вот не в раз, видно, придется обратно на тех же, не кормя.

Михевна. Посидите, матушка; она, надо быть, скоро воротится.

Глафира Фирсовна. А куда ее бог понес?

Михевна. К вечеренке пошла.

Глафира Фирсовна. За богомолье принялась. Аль много нагрешила?

Михевна. Да она, матушка, всегда такая; как покойника не стало, все молится.

Глафира Фирсовна. Знаем мы, как она молится-то.

Михевна. Ну, а знаете, так и знайте! А я знаю, что правду говорю, мне лгать не из чего. Чайку не прикажете ли? У нас это мигом.

Глафира Фирсовна. Нет, уж я самоё подожду. (Садится.)

Михевна. Как угодно.

Глафира Фирсовна. Ну, что ваш плезир-то?

Михевна. Как, матушка, изволили сказать? Не дослышала я…

Глафира Фирсовна. Ну, как его поучтивей-то назвать? Победитель-то, друг-то милый?

Михевна. Не понять мне разговору вашего, слова-то больно мудреные.

Глафира Фирсовна. Ты дуру разыгрываешь аль стыдишься меня? Так я не барышня. Поживешь с мое-то, да в бедности, так стыдочек-то всякий забудешь, ты уж в этом не сомневайся. Я про Вадима Григорьича тебя спрашиваю…

Михевна(приложив руку к щеке). Ох, матушка, ох!

Глафира Фирсовна. Что заохала?

Михевна. Да стыдно очень. Да как же вы узнали? А я думала, что про это никому не известно…

Глафира Фирсовна. Как узнала? Имя его ты сама сейчас сказала мне, Вадимом Григорьичем окликнула.

Михевна. Эка я глупая.

Глафира Фирсовна. Да, кроме того, я и от людей слышала, что она в приятеля своего много денег проживает… Правда, что ли?

Михевна. Верного я не знаю; а как, чай, не проживать; чего она для него пожалеет!

Глафира Фирсовна. То-то муж-то ее, покойник, догадлив был, чувствовало его сердце, что вдове деньги понадобятся, и оставил вам миллион.

Михевна. Ну, какой, матушка, миллион! Много меньше.

Глафира Фирсовна. Ну, уж это у меня счет такой, я все на миллионы считаю: у меня, что больше тысячи, то и миллион. Сколько в миллионе денег, я и сама не знаю, а говорю так, потому что это слово в моду пошло. Прежде, Михевна, богачей-то тысячниками звали, а теперь уж все сплошь миллионщики пошли. Нынче скажи-ка про хорошего купца, что он обанкрутился тысяч на пятьдесят, так он обидится, пожалуй, а говори прямо на миллион либо два, – вот это верно будет… Прежде и пропажи-то были маленькие, а нынче вон в банке одном семи миллионов недосчитались. Конечно, у себя-то в руках и приходу и расходу больше полтины редко видишь; а уж я такую смелость на себя взяла, что чужие деньги все на миллионы считаю и так-то свободно об них разговариваю… Миллион, и шабаш! Как же она, вещами, что ль, дарит ему аль деньгами?

Михевна. Про деньги не знаю, а подарки ему идут поминутно, и все дорогие. Ни в чем у него недостатка не бывает, – и в квартире-то все наше; то она ему чернильницу новую на стол купит со всем прибором…

Глафира Фирсовна. Чернильница-то дорогая, а писать нечего.

Михевна. Какое писанье, когда ему; он и дома-то не живет… И занавески ему на окна переменит, и мебель всю заново. А уж это посуда, белье и что прочее, так он и не знает, как у него все новое является, – ему-то все кажется, что все то же… До чего уж, до самой малости; чай с сахаром и то от нас туда идет…

Глафира Фирсовна. Все еще это не беда, стерпеть можно. Разные бабы-то бывают: которая любовнику вещами, – та еще, пожалуй, капитал и сбережет; а которая деньгами, ну, уж тут разоренье верное…

Михевна. Сахару больно жалко: много его у них выходит… Куда им пропасть этакая?

Глафира Фирсовна. Как же это у вас случилось, как ее угораздило такой хомут на шею надеть.

Михевна. Да все эта дача проклятая. Как жили мы тогда, вскоре после покойника, на даче, – жили скромно, людей обегали, редко когда и на прогулку ходили, и то куда подальше… тут его и нанесло, как на грех. Куда не выдем из дому, все встретится да встретится. Да молодой, красивый, одет как картинка; лошади, коляски какие! А сердце-то ведь не камень… Ну, и стал присватываться, она не прочь; чего еще – жених хоть куда и богатый. Только положили так, чтоб отсрочить свадьбу до зимы: еще мужу год не вышел, еще траур носила. А он, между тем временем, каждый день ездит к нам как жених и подарки и букеты возит. И так она в него вверилась, и так расположилась, что стала совсем как за мужа считать. Да и он без церемонии стал ее добром, как своим, распоряжаться. «Что твое, что мое, говорит, это все одно». А ей это за радость: «Значит, говорит, он мой, коли так поступает; теперь у нас, говорит, за малым дело стало, только повенчаться».

Глафира Фирсовна. Да, за малым! Ну, нет, не скажи! Что ж дальше-то?… Траур кончился… зима пришла…

Михевна. Зима-то пришла, да и прошла, да вот и другая скоро придет.

Глафира Фирсовна. А он все еще в женихах числится?

Михевна. Все еще в женихах.

Глафира Фирсовна. Долгонько. Пора б порешить чем-нибудь, а то что людей-то срамить!

Михевна. Да чем, матушка! Как мы живем? Такая-то тишина, такая-то скромность, прямо надо сказать, как есть монастырь: мужского духу и в заводе нет. Ездит один Вадим Григорьич, что греха таить, да и тот больше в сумеречках. Даже которые его приятели, и тем к нам ходу нет… Есть у него один такой, Дергачев прозывается, тот раза два было сунулся…

Глафира Фирсовна. Не попотчуют ли, мол, чем?

Михевна. Ну, конечно, человек бедный, живет впроголодь, – думает и закусить и винца выпить. Я так их и понимаю. Да я, матушка, пугнула его. Нам не жаль, да бережемся; мужчины чтоб ни-ни, ни под каким видом. Вот как мы живем… И все-то она молится да постится, бог с ней.

Найти главное (А. Островский. “Последняя жертва”)

В этом году исполняется 150 лет со дня рождения великого русского драматурга А.Н. Островского. Театры страны отмечают эту дату постановкой его пьес. Не остался в стороне и Белгородский драматический театр им. М.С. Щепкина. На прошлой неделе театр пригласил белгородцев на премьеру спектакля по пьесе А.Н. Островского «Последняя жертва» (режиссёры Л. Моисеев и Н. Черныш, художник А. Баратов).

Пьеса «Последняя жертва» после Великой Октябрьской социалистической революции стала одной из популярнейших пьес Островского. Лишь в Москве с 1922 по 1944 год, например, она была поставлена пятью театрами.

Тема, затрагиваемая в пьесе, перекликается с «Грозой» и «Бесприданницей». Мир, в котором живут герои Островского, по определению Н.А. Добролюбова, «тёмное царство», царство Кабаних и Паратовых. Трудно жить в этом мире не «своему» человеку. В безысходности погибает Лариса («Бесприданница»), Катерина («Гроза») бросается с обрыва, Юлия Павловна Тугина – героиня «Последней жертвы» «бросается» в объятья старого и нелюбимого человека, богатого купца Флора Федулыча Прибыткова.

Хитёр и умён Флор Федулыч. Ради достижения своей цели он не останавливается ни перед чем: ложь, подкуп, интриги – всё идёт в ход. Неважно, что при этом пострадают близкие ему люди, внучка Ирина и племянник Лавр Мироныч. Пусть они вздорные и ничтожные люди, но ведь Флор Федулыч столько говорит о своей доброте и родственных чувствах. А Прибытков не один. Есть ещё Глафира Фирсовна – верная раба Флора Федулыча, вернее – раба его денег, наконец, Дульчин-мот, картёжник, прожигатель жизни. Он давно уже промотал оставленное ему наследство, но выдаёт себя за человека с большим состоянием. Вадима Дульчина искренне и бескорыстно любит Тугина, и он пользуется этим, разоряя её. Дульчин снова проигрался в карты, ему нужны деньги, и он предаёт любовь Тугиной, делая предложение денежной, на его взгляд, невесте. Юлия Павловна узнаёт об этом и…

В пьесе есть сцена: Глафира Фирсовна сообщает Вадиму Дульчину о смерти Тугиной. Но через некоторое время Тугина предстаёт перед Вадимом живой и невредимой. Так что же, Глафира Фирсовна солгала?

Нет! Перед Дульчиным уже не прежняя Юлия Павловна – чистая, способная к большому чувству, а жена Флора Федулыча. Ту, прежнюю Тугину, постигла участь Ларисы и Катерины. На мой взгляд, именно эту важнейшую мысль не смогли донести в своей постановке «Последней жертвы» создатели спектакля.

На титульном листе рукописи пьесы А.Н. Островский кратко обозначил фабулу произведения: «Старик, влюблённый в молодую вдову, старается под видом покровительства и попечительства разлучить её с любимым ею молодым человеком, в чём и успевает…». Всё просто и ясно, но создатели спектакля упускают главное условие Островского – «под видом покровительства и попечительства», и вместо острой бичующей сатиры на нравы затхлого мещанского мирка, где деньги решают всё и калечат людей, на сцене разыгрывается обычная мелодрама.

Флор Федулыч (артист П.Самсонов) без всякого там «под видом» действительно благодетельствует и попечительствует, предстаёт перед зрителями этаким добропорядочным буржуа, который и вправду «излишек денег бедным отдаёт». Прибытков-Самсонов прямо-таки добрый гений Тугиной, её спасительный наставник. И становится буквально не по себе, когда незадолго до финала спектакля особенно «чувствительная» и доверчивая часть зрительного зала, кстати, не малая, встречает аплодисментами сообщение о браке Юлии Павловны и Флора Федулыча. Зрителю предлагают ликовать там, где это, мягко говоря, неприлично, тем более, что Тугина у Островского в этой финальной цене предстаёт как жертва «тёмного царства», сломленная и опустошённая. С.Кубарева, играющая Тугину, верно подошла к роли. Её Юлия Павловна вызывает симпатии. Она искренна, чиста и душевна. С.Кубарева в последней сцене очень точно передаёт опустошённость и сломленность своей героини. Но… Но ведь до этого на сцене не было «тёмного царства» Островского, а были: добропорядочный Флор Федулыч, рассудочный ростовщик Салай Салтаныч (артист Н.Вулих), безобидный Лавр Мироныч (артист В.Катаев), очень простенькая Ирина Лавровна (артистка Л.Монастырская) и только один персонаж, сконцентрировавший в себе почти весь отрицательный потенциал спектакля – Вадим Дульчин (артист А.Баратов). А посему Юлия Павловна предстаёт перед нами только как жертва Дульчина, а не жертва буржуазного общества, «жертва века». Между прочим, в первоначальном варианте пьеса у Островского так и называлась «Жертва века».

Совсем непонятна позиция постановщиков, которые в центральном, третьем действии вообще вымарывают «проходных» персонажей, посетителей клуба. А между тем именно они создают яркую картину быта этой социальной среды. У Островского эти «проходные» персонажи в системе действующих лиц обозначены даже не по именам, а по социально психологическим характеристикам («Иногородний купец средней руки, костюм и манеры провинциальны»); («Разносчик вестей, бойкий господин, имеющий вид чего-то полинявшего»); («Наблюдатель, шершавый господин, лицо умное, оригинал, но с достоинством»). Фигуры эти предельно заострённые, переходящие в тип-маску или тип-символ, а Наблюдателю Островский прямо-таки доверяет выражать свои мысли и оценки событий пьесы. Но этих действующих лиц вообще не существует в спектакле Белгородского театра. В заключение хотелось бы посоветовать создателям спектакля найти его социальное звучание, настроение протеста, неприятие строя той эпохи, чтобы он не выглядел простой мелодрамой.

27.11.2000, 2380 просмотров.

О чём спектакль «Последняя жертва»?

Президент России Владимир Путин посетил Государственный академический Малый театр, чтобы увидеть постановку «Последняя жертва» по пьесе Александра Островского. Путина встретили генеральный директор театра Тамара Михайлова, художественный руководитель Юрий Соломин и министр культуры Владимир Мединский. Вместе они прошли в зрительный зал.

В антракте после первого акта спектакля президент высказал своё мнение о постановке. «Ярко играют, талантливо. Засасывает зрителя то, что происходит на сцене», — отозвался об игре актёров Путин.

Президент собирался посетить Малый театр 19 декабря прошлого года, когда он открылся после реставрации со спектаклем «Горе от ума» по Александру Грибоедову. Однако он был вынужден отменить визит из-за того, что в тот день в Турции был убит российский посол Андрей Карлов.

Сюжет пьесы

Молодая вдова Юлия Тугина полюбила негодяя, игрока и повесу Вадима Дульчина. Она потратила на него всё своё состояние и теперь готова на «последнюю жертву» — отчаянный и унизительный шаг — идти к богатому купцу Прибыткову и просить у него деньги, чтобы спасти возлюбленного от долговой ямы. В финале истории, раскрыв глаза Юлии и излечив её от унизительного чувства, Прибытков дарит ей свою любовь и покровительство.

Режиссёр-постановщик — заслуженный артист России Владимир Драгунов

Продолжительность спектакля — 3 часа.

Премьера спектакля состоялась 18 декабря 2004 года. В сотый раз он был сыгран 12 февраля 2012 года.

Исполнители:

• Юлия Павловна Тугина, молодая вдова — Народная артистка России Людмила Титова
• Флор Федулыч Прибытков, очень богатый купец — Лауреат Государственных премий России, Народный артист России Василий Бочкарёв
• Глафира Фирсовна, тётка Юлии — Лауреат Государственных премий России, Народная артистка России Людмила Полякова
• Вадим Григорьевич Дульчин, молодой человек — Олег Доброван
• Лавр Миронович Прибытков, племянник Флора Федулыча — Народный артист России Борис Клюев
• Ирина Лавровна, его дочь — Екатерина Базарова, Анастасия Дубровская
• Салай Салтаныч — Народный артист России Владимир Сафронов
• Михевна, ключница Юлии — Заслуженная артистка России Ольга Чуваева
• Лука Герасимыч Дергачёв, приятель Дульчина — Заслуженный артист России Пётр Складчиков
• Наблюдатель — Заслуженный артист России Василий Дахненко
• Москвич, скромный посетитель клуба — Максим Хрусталёв, Андрей Сергеев
• Иногородный, купец средней руки — Заслуженный артист России Сергей Кагаков, Иван Породнов
• Пивокурова, богатая вдова- Анна Жарова, Заслуженная артистка России Наталья Титаева
• Василий, человек Флора Федулыча — Игорь Григорьев
• Сергей, клубный официант — Григорий Скряпкин, Пётр Абрамов
• Сакердон — Виктор Андрианов

Когда состоится ближайший спектакль?

Ближайший спектакль «Последняя жертва» на сцене Государственного академического Малого театра состоится 13 апреля в 19:00.

Сколько стоит билет?

Стоимость одного билета на этот спектакль составляет от 100 до 4000 рублей.

trounin.ru

Блог литературного обозревателя, критика, писателя

Александр Островский «Последняя жертва» (1878)

Жить, не считаясь с расходами — как это близко современному человеку, привыкшему жить не доходами сегодняшнего дня, а завтрашнего, постоянно пребывая на положении обязанного кому-то человека. Азартный игрок способен всё просадить за один день, а его легализированный оппонент предпочитает играть в рулетку с банками, меняя один мелкий кредит на другой более крупный, не понимая, что вокруг его шеи петля затягивается аналогично, пока всё однажды не будет потеряно окончательно. Александр Островский в пьесе «Последняя жертва» показал одну из особенностей человеческого общества, когда часть его членов не считается с важностью соизмерять свои расходы, не имея при этом постоянного источника доходов. Времена меняются, также изменяются подходы, но общая суть остаётся.

В XIX веке многое решал удачный брак на богатом человеке. Женщина стремилась найти достойного партнёра по жизни, не считаясь ни с чем, свято уверенная в важности занять высокое положение в обществе, за чем настоятельно следили их мамы, особенно, если дочь была молодой. Выдать успешно замуж — больше ничего не имело значения. Мужчина тоже искал приличную партию, чей капитал он сможет расходовать на собственные нужны, а то и добавить к своему имени более высокий титул. Жизнь общества превратилась в размен имеющегося за твоими плечами, достигнутого чаще не лично, а благодаря родителям. При неумелом подходе всё улетучивалось, оставляя после себя пустоту, заставляя людей поправлять положение только с помощью грамотного супружества.

Один порок мешает человеку, показывая в нём звериное начало — это тяга к получению сиюминутных удовольствий, возникающая спорадически и неконтролируемая сознанием, иной раз до дрожи во всём теле. Сколько людей сводило итог с жизнью, когда ситуация становилась безвыходной, и сколько их продолжает поступать аналогичным образом сегодня? Человека легко загнать в ловушку, из которой можно уйти подобно волку с отгрызенной лапой, чтобы после этого тебя загрызла своя же стая, не терпящая среди себе подобных искалеченных особей, мешающих волчьему обществу существовать по праву постоянно находящегося в движении коллектива жаждущих жить вольно существ. У людей всё протекает много мягче: отгрызенная лапа легко может быть поправлена чьей-то милостью, где самым оптимальным считается как раз удачный брак.

Но куда девать порок, если он в крови? Решив одну проблему — легко заработать новую, загоняя в ловушку уже других людей, также вынужденных искать покровителей на стороне. Всё вертится вокруг золотого тельца, а жизнь стремительно ведёт человека по кривой дороге в недра отчаяния. Хорошему человеку может повезти, но он скорее от своей скромности останется в тени и продолжит прозябание без желания кому-то сообщить о своём досадном положении; порочный же человек будет крутиться и изыскивать для себя любые возможности к восстановлению утраченных позиций.

«Последняя жертва» — пьеса Островского о людях, что отчаянно требуют от других снисхождения к себе, оставаясь при этом низменными созданиями, ловко манипулирующими чувствами доверяющих им добропорядочных членов общества. И когда тайное становится явным, то поезд, как правило, уже ушёл, а слепая любовь наконец-то прозревает, осознавая невозвратность связанных с недальновидностью потерь. Русские классики часто писали на эту тему, стараясь открыть глаза людям, отражая таким образом ряд существующих проблем, но они не могли повлиять на имеющиеся отрицательные черты, поскольку не предлагали рецептов для изменения ситуации к лучшему. Не предлагали по той причине, что сами не видели иных возможностей, кроме осознания факта за обыденное проявление человеческой натуры. Можно заметить даже и так, что русские классики пестовали эту тему, подталкивая к подобному образу жизни других.

Популярное в русских кругах самоубийство не всегда было актуальным, либо пьеса Островского оказалась слишком короткой, показав маленький фрагмент чьей-то жизни.

Дополнительные метки: островский последняя жертва критика, островский последняя жертва анализ, островский последняя жертва отзывы, островский последняя жертва рецензия, книга, Alexander Ostrovsky

Данное произведение вы можете приобрести в следующих интернет-магазинах:
Лабиринт | ЛитРес | Ozon | My-shop

Фонтанка.Ру. 25.10.2009
СМИ: Фонтанка.Ру

В Театре им. Ленсовета сыграли спектакль «Последняя жертва» по одноименной пьесе А. Н. Островского. Но в предпремьерных интервью прозвучало столько проклятий художественного руководителя постановки Татьяны Москвиной в адрес «режиссерской нечисти, которая возомнила, что она умнее автора», что, кроме сюжета о любви одной богатой вдовы к бессовестному игроку, сложился еще один параллельный театральный сюжет. Не учитывать его, отправляясь на спектакль, было невозможно.

Вообще-то режиссером постановки значится Роман Смирнов, но он-то как раз перед премьерой все больше помалкивал. И то правда, что положение его было крайне странным и неловким. Появление руководителя постановки при профессиональном режиссере — случай не исключительный. Он часто встречается, например, в Малом драматическом театре Льва Додина, когда спектакли ставят ученики мастера. Там это вполне понятно: опытный учитель перекладывает ответственность с хрупких плеч новичка, имеющего право на ошибку, на собственные плечи, прикрывает, отгораживает от пристрастных судей. Назначить на эту роль театроведа и беллетриста Татьяну Москвину, даже при наличии в ее арсенале ряда исследований творчества Островского — все равно, что в строгой системе амплуа, которую так любил Островский, назначить фата на роль героя или наоборот. В современном театре такое встречается сплошь и рядом, но срабатывает только при наличии радикальных режиссерских решений, яростным противником которых является г-жа Москвина.

Пьеса Островского «Последняя жертва», написанная в 1878 году, за год до знаменитой «Бесприданницы», затрагивает тему ультрасовременную: тему денег, хладнокровного расчета с одной стороны и безотчетного горячего чувства, которое расчетам не поддается, но и шансов на выживание в мире чеков и векселей не имеет — с другой. Лет пять назад этой пьесой заболела Москва — ее поставили в двух самых популярных столичных театрах: табаковском МХТ и захаровском «Ленкоме». Олег Табаков даже сам вышел на сцену и вместо прописанного Островским масляннобородого купчины, за которого в финале выходит замуж обобранная любимым Юлия Тугина, сыграл лощеного, в атласных нарукавниках фабриканта начала XX века, умелого хозяина и мецената. И подпустил в образ столько шарма, что г-жа Тугина (которую еще и играла супруга Олега Павловича Марина Зудина) из несчастной жертвы превращалась в невесту, дождавшуюся, наконец, полного счастья. Марк Захаров предложил принципиально иную интерпретацию: у него действие происходило в дорожной пробке из лакированных карет, а купец Прибытков (Александр Збруев) являлся натуральным Мефистофелем и в два счета прибирал к рукам и «чертика» Дульчина, любовника-игрока, и Юлию, которая шла замуж, навек прощаясь со своей чистой душой.

Догадаться, чем привлекла пьеса создателей петербургской премьеры, решительно невозможно. Ни один из героев на сцене не сочинен с той мерой подробности и объемности, чтобы меня как зрителя заинтересовала его судьба. Героиня Юлия Тугина (Елена Кривец) ходит из одного угла сцены в другой, вздыхает, взмахивает руками и с типичными придыханиями Татьяны Москвиной — уж не знаю, откуда они взялись, но звучат довольно комично, — с выражением читает (разве что без книжки в руках) текст драматурга о любовных переживаниях. И у меня тут же возникает масса вопросов, задать которые я, очевидно, должна режиссеру Роману Смирнову, ученику Георгия Александровича Товстоногова, выдающегося мастера действенного анализа. Чем живет эта молодая женщина? Насколько она набожна? Случайно ли она этим утром отправилась в церковь или регулярно там грехи замаливает? Да и вообще, считает ли грехом то, что невенчанная живет с лихим молодчиком? А то, что на могилу к мужу давно не ездила? А сваха (Светлана Письмиченко), что появляется на сцене до главной героини — она зачем вдруг в дом явилась? Есть такой отличный действенный глагол: выпытывать. Когда один герой что-то выпытывает у других, стремясь, разумеется, сам остаться не раскрытым, напряжение в профессиональных спектаклях возникает такое же, как при азартной игре. Ничего подобного на сцене Театра им. Ленсовета не происходит. Остается впечатление, что герои, большинство из которых (в частности, Юлия и сваха) состоит в кровном родстве, видят друг друга впервые и встретились случайно.

Возможно, создатели спектакля поставили перед собой задачу донести до зрителя текст классика в нетронутом виде. Устроить, так сказать, не спектакль, а читку (как это делают с современными пьесами), чтобы вернуть Островскому его первозданность. Но тогда уж, извините, мне колют глаза любые условности: загадочный Прибытков (Вячеслав Захаров) в вычурных одеждах, с интонациями Джигарханяна и с повадками нечистого на руку хозяина жизни. Вопрос, чем бы мог торговать такой герой, который приглядел себе лебедушку, что утешит в старости, возникает непременно и остается без ответа. Пожалуй, этот герой — единственный, кто достоин наблюдения: он хоть и не намного объемнее остальных, но свою немудреную и не слишком достойную игру ведет от сцены к сцене, последовательно. Впрочем, про недостойную игру — это я у Островского прочитала, создатели спектакля на этот счет не определяются.

Игрок Дульчин (Сергей Перегудов) оказывается необаятельным ребенком. Ответил бы мне кто, почему же этого мягкотелого нытика, подленького и бесцветного, вяло реагирующего даже на весть о богатой невесте, так любят женщины? И почему у него в кабинете стоит ванна? Допустим, рыцари русского психологического театра резко осознали, что выражаться метафорическим языком в театре можно и даже весьма уместно и современно. Но что за образ спрятан в той ванне, что разместилась в метре от стола, на что она намекает? Призываю читателей погадать вместе со мной. Заодно можно спросить художника Марину Азизян — вообще-то одного из лучших в городе — зачем ей понадобилось зажигать звезды на заднике и вместо деревьев густо населять сад перед клубом манекенами? Тут, впрочем, образ рождается непроизвольный: герои спектакля в плоскости своей не слишком отличаются от этих самых садовых фигур.

Бедная Ирина Прибыткова (Надежда Федотова), племянница купца-толстосума, превратилась в куклу Барби, твердящую с единственной на весь спектакль восторженной интонацией о своей африканской страсти. Ее батюшка (Александр Солоненко), любитель французских романов, оживляется дважды за спектакль: когда обнаруживает, что дочка влюбилась и это похоже на роман (разумеется, французский), и когда изучает ресторанное меню с изысканными названиями.

В театральных кругах ходит анекдот о том, как один то ли художник, то ли хореограф спектакля спросил режиссера, о чем тот будет ставить спектакль, а тот ему ответил: «Читайте пьесу, там все написано». Режиссера этого, к счастью, давно уволили. Это я к тому, что без интерпретаций, вопреки словесным манифестам худрука постановки, дело не обходится в любом случае. Как говорил великий философ XX века Мераб Мамардашвили: «Мы не можем помыслить что-то, не помыслив это иначе, а то мы превратились бы в попугаев». И к театру это высказывание имеет самое прямое отношение. С той оговоркой, что в театре требуется не спонтанная интерпретация авторского текста, а глубоко осмысленная и простроенная. Когда от каждого слова зритель внутренне замирает, как от опасного трюка. А если нет выверенной структуры действия, ясных задач актерам и цельного образа спектакля, на передний план выходит подсознание. История, рассказанная Театром им. Ленсовета, выходит про то, что все мужчины на свете — это персонажи несмешных анекдотов, а все женщины, их любящие, непроходимо глупы. Да и вообще любовь — это нечто такое стыдное и бессмысленное, что его приятно высмеять в фарсовых репризах, которые разыгрывают молодые и одаренные артисты Маргарита Иванова и Олег Абалян. И которые выглядят гораздо менее натужно, чем весь четырехчасовой опус.

Конечно, никто не может запретить руководителям театров приглашать на постановки непрофессионалов, беда лишь в том, что артисты привыкли верить тому, кто назвался «режиссером» и работать с полной отдачей. А в итоге именно артисты остаются один на один со зрителем и отдуваются за всех. Не раз мне приходилось писать об этом, но нынешний случай патологической любви к «русскому психологическому театру», от которой пострадали артисты одной из лучших трупп города, совсем уж вопиющий.

Последняя жертва – краткое содержание комедии Островского

Небольшая гостиная в доме Тугиной. В глубине дверь входная, направо (от актеров) дверь во внутренние комнаты, налево окно. Драпировка и мебель довольно скромные, но приличные.

Михевна (у входной двери), потом Глафира Фирсовна.

Входит Юлия Павловна.

Глафира Фирсовна, Юлия.

Юлия, Глафира Фирсовна и Михевна.

Юлия и Глафира Фирсовна уходят в дверь направо, Михевна идет за ними. Звонок.

Михевна, потом Дергачев.

Входит Юлия Павловна.

Дергачев, Михевна, Юлия Павловна.

Дергачев раскланивается и уходит, Михевна за ним.

Юлия, потом Михевна.

Михевна уходит. Входит Флор Федулыч.

Юлия, Флор Федулыч.

Из боковой двери выходит Дульчин.

Богатая гостиная, изящно меблированная, на стенах картины в массивных рамах, тяжелые драпировки и портьеры. В глубине дверь в залу, налево в кабинет.

Флор Федулыч сидит в креслах с газетою в руках. Входит Василий, потом Глафира Фирсовна.

Входит Глафира Фирсовна.

Входит Лавр Мироныч под руку с Ириной.

Флор Федулыч, Глафира Фирсовна, Лавр Мироныч и Ирина.

Ирина страстно целует Флора Федулыча, приседает Глафире Фирсовне,

садится в кресло и погружается в глубокую задумчивость.

Ирина и Лавр Мироныч уходят в залу.

Флор Федулыч, Глафира Фирсовна.

Входит Лавр Мироныч.

Глафира Фирсовна, Лавр Мироныч.

Глафира Фирсовна и Лавр Мироныч уходят; входят Флор Федулыч и Василий.

Флор Федулыч, Василий, потом Юлия Павловна.

Входят Юлия Павловна и Василий.

Флор Федулыч уходит в кабинет.

Входит Флор Федулыч.

Юлия Павловна, Флор Федулыч.

Входят Глафира Фирсовна, Лавр Мироныч и Ирина.

Флор Федулыч, Лавр Мироныч, Глафира Фирсовна, Ирина, потом Василий.

Глафира Фирсовна, Лавр Мироныч и Ирина идут к дверям.

Августовская ясная ночь. Площадка клубного сада; по обе стороны деревья, подле них ряд столбов, на верху которых группы из освещенных фонарей; между столбами протянута проволока с висящими шарообразными белыми фонарями; подле столбов, по обе стороны, садовые скамейки и стулья; в глубине эстрада для музыки;

в левом углу сцены видны из-за деревьев несколько ступеней с перилами, что должно означать вход в здание клуба. Полное освещение.

При поднятии занавеса издали слышен туш кадрили; разнообразная толпа поднимается по лестнице в здание клуба. На авансцене с правой стороны сидит, развалясь на скамье, наблюдатель, против него на левой стороне сидит москвич. Иногородный стоит посреди сцены в недоумении. Несколько публики, в небольших группах, остается на сцене; между ними бегает разносчик вестей.

Вся группа уходит в здание клуба.

Вторая группа уходит в клуб.

Третья группа уходит в клуб.

Москвич с иногородным уходят в клуб. С лестницы сходит Дульчин и, пройдя несколько шагов,

останавливается в раздумье; из-за деревьев выходит Дергачев.

Наблюдатель, Дульчин, Дергачев.

Дергачев уходит вглубь. Из-за деревьев выходит Салай Салтаныч.

Наблюдатель, Дульчин, Салай Салтаныч.

Дульчин отходит в глубину, к лестнице.

Из глубины выходят Глафира Фирсовна и Пивокурова.

Наблюдатель, Дульчин, Глафира Фирсовна и Пивокурова.

Дульчин, Глафира Фирсовна, Пивокурова уходят под деревья налево. Из клуба выходит публика и остается в глубине площадки. На сцену выходят разносчик вестей, иногородный и москвич.

Наблюдатель, разносчик вестей, иногородный, публика, прислуга, москвич.

За сценой туш, публика и разносчик вестей уходят в клуб.

Иногородный и москвич уходят в клуб.

С левой стороны выходят Лавр Мироныч, Дульчин, Глафира Фирсовна, Ирина.

Наблюдатель, Лавр Мироныч, Глафира Фирсовна, Дульчин, Ирина

и прислуга: Сакердон и Сергей, потом Салай Салтаныч.

Дульчин под руку с Ириной гуляют в глубине сцены. Глафира Фирсовна поодаль.

Сергей подает. Лавр Мироныч рассматривает карту.

Дульчин кивает головой.

Салай Салтаныч выходит из-за деревьев и останавливается сзади Лавра Мироныча, который его не замечает.

Сергей подает книжку.

Рассматривают книжку. Дульчин и Ирина выходят на авансцену, Глафира Фирсовна за ними.

Проходят в глубину.

Лавр Мироныч и Сергей уходят. Входят Дергачев и три приятеля: молодой, средний и старый.

Наблюдатель, Дульчин, Ирина, Глафира Фирсовна, Дергачев, три приятеля: молодой,

средних лет и старый, и прислуга.

Три приятеля уходят в клуб.

Глафира Фирсовна и Ирина уходят налево.

Дульчин и Дергачев уходят в клуб. Прилив публики из клуба.

На авансцену выходят разносчик вестей, москвич и иногородный.

Наблюдатель, разносчик вестей, иногородный, москвич, публика.

За сценой туш. Публика и разносчик вестей уходят в клуб.

Москвич и иногородный уходят. Слева входят Флор Федулыч и Салай Салтаныч.

Наблюдатель, Флор Федулыч, Салай Салтаныч.

Флор Федулыч и Салай Салтаныч уходят. Из клуба выходят Дульчин и Дергачев.

Наблюдатель, Дульчин и Дергачев.

Входит Салай Салтаныч.

Наблюдатель, Дульчин, Дергачев, Салай Салтаныч.

Входит Глафира Фирсовна.

Наблюдатель, Дульчин, Дергачев, Салай Салтаныч, Глафира Фирсовна.

Глафира Фирсовна уходит.

Дергачев уходит в глубину. Входит Ирина.

Наблюдатель, Дульчин, Дергачев, Ирина.

Входит Лавр Мироныч.

Наблюдатель, Дульчин, Лавр Мироныч.

Лавр Мироныч и Дульчин уходят. Прилив публики.

На авансцену выходят разносчик вестей, москвич, иногородный.

Разносчик вестей, наблюдатель, иногородный, москвич, публика.

Комната первого действия.

Юлия Павловна (у двери направо), потом Михевна.

Михевна, за сценой: “Синенький?”

Михевна: “Запереть шифоньерку-то?”

Уходит. Михевна за ней и скоро возвращается.

Входит Глафира Фирсовна.

Михевна и Глафира Фирсовна.

Входит Лавр Мироныч.

Михевна, Лавр Мироныч.

Входит Флор Федулыч. Глафира Фирсовна входит из боковых дверей.

Лавр Мироныч, Михевна, Флор Федулыч, Глафира Фирсовна.

Флор Федулыч, Глафира Фирсовна, потом Михевна.