×

Белые одежды – краткое содержание романа Дудинцева (сюжет произведения)

Владимир Дудинцев – Белые одежды

Владимир Дудинцев – Белые одежды краткое содержание

Белые одежды читать онлайн бесплатно

Н. Л. и А. А. Лебедевым.

Сии, облеченные в белые одежды, —

Кто они и откуда пришли?

Откровение Иоанна Богослова, 7, 13.

Стоял тихий сентябрь. Воскресное утро, может быть, последнее ласковое утро уходящего лета, тихо, как младенец, играло солнечными пятнами и тенями. Громадный институтский парк дремал, раскинувшись на двух холмах, которые здесь назывались Малой Швейцарией. Он был весь разбит поперечными и продольными аллеями на правильные прямоугольные клетки. С одной стороны в конце каждой поперечной аллеи светилась пустота, там угадывался провал, и оттуда, из легкой дымки, иногда доносился низкий рев парохода. Там была река. С противоположной стороны вдалеке среди зелени мелькали розовые стены корпусов Сельскохозяйственного института.

Вдоль главной — Продольной — аллеи, которая шла почти по краю провала, сидели на решетчатых скамьях студенты с книгами. Уже начался учебный год. Далеко внизу между деревьями прыгал волейбольный мяч, время от времени аллею пересекал бегун в синем обтягивающем трико или в трусах — студент или жилистый профессор.

По этой чисто подметенной аллее между двумя рядами старых лип брел в это утро и поглядывал по сторонам человек в клетчатой, ржавого цвета ковбойке с подвернутыми рукавами и в светло-серых тонких брюках. Был он лет тридцати, невысокий, узкий в поясе, шел, сложив руки за спиной. Широкое, но худощавое лицо его с довольно заметным внимательным носом было подвижно, русая бровь иногда поднималась с изгибом — и это говорило о привычке постоянно размышлять, свойственной некоторым ученым. Была в его лице особенность: резко выделенный желобок на верхней губе переходил и на нижнюю и заканчивался глубокой кривой ямкой на подбородке — получалось, что нижняя часть лица как бы перечеркнута этой отчетливой вертикалью. Шаги этого задумчивого человека были неторопливы, и тем не менее он догнал и оставил за собой двух странных пожилых бегунов — мужчину и женщину, обтянутых синими шерстяными трико, и в белых кедах. Пара эта бежала трусцой, то есть топталась почти на месте. У мужчины розовый пробор проходил сразу же над ухом, жидкие желтовато-седые волосы прикрывали плешь. Старость цепко держала его в когтях. У женщины спортивный костюм выдавал непропорционально распределенную полноту: все ушло в верхнюю часть широкого, без перехвата, корпуса, в широкие плечи. От нее веяло волей и слегка глупостью.

Они вели беседу. Когда человек в ковбойке, узнав мужчину и поджав локоть, с почтительным поклоном огибал их, бегун посмотрел на него, полуочнувшись, и продолжал свою речь:

— Он фиксирует по Навашину. Двенадцати часов достаточно. Ему нужно быстро — тысячи гибридов, и все проверь.

— На его микротоме можно получить срез на толщину клетки. Хорошо хромосомы считать. На помойке подобрал нами же списанные части, отремонтировал сам — и пожалуйста. Мог и ты ведь.

— Не так просто. Все в микрометрическом винте. Он заказывал винт в Москве у какого-то мастера.

И человек в ковбойке сразу понял, о чем они говорили. Это были цитологи — специалисты по исследованию растительных клеток. От их разговора чуть-чуть потянуло и вейсманизмом-морганизмом, который месяц назад был торжественно осужден на августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук. Шевельнув бровью, человек в ковбойке быстро оглянулся на бегунов, легко поклонился мужчине и опять не был замечен.

Потом он долго шел по аллее, размышляя о своих делах, которых было много. Аллея вывела его на лысый бугор, к его вершине, где была вкопана в землю простая лавка, и человек сел на нее — лицом к горящему внизу под солнцем разливу реки, к синим бугристым далям за рекой: там синела Большая Швейцария.

Этот человек имел отношение к науке о растениях и знал много разных вещей. Знал, например, что есть такое понятие: спящая почка. У яблони ее не видно, но садовник умелой обрезкой дерева может заставить ее пробудиться, и тогда на гладком месте вдруг выстреливает новый побег. Старый знакомый человека в ковбойке селекционер-садовод Василий Степанович Цвях, любитель затейливо мыслить, однажды сказал ему, что и у человека бывает что-то похожее на это явление. Ты можешь прожить долгую жизнь и даже отойти в лучшие миры, так и не узнав, кто ты — подлец или герой. А все потому, что твоя жизнь так складывается — не посылает она испытаний, которые загнали бы тебя в железную трубу, где есть только два выходи — вперед или назад. Но может и послать. Человек в ковбойке никогда не пробовал примерить эту мысль к себе, но поговорить с хорошим собеседником на тему о спящих в нас загадках был готов всегда.

А между тем, ему предстояло увериться, что именно в эти дни он делал свой первый шаг в ту среду, которую имел в виду садовод, — в условия, благоприятные для пробуждения какого-то спящего качества. Может быть, он даже чувствовал тугое увеличение проснувшегося ростка, но не отдавал себе в том отчета — еще не осмыслил явления — оно бежало впереди осваивающей мысли. В те самые минуты, когда человек, сидящий на лавке, обдумывал свои дела, спящая почка уже тронулась в рост, и он уже двигался к своей железной трубе, которая в этом городе ждала его, чтобы определить, кто он — ищущий истину отчаянный смельчак или трус, прячущий под себя свои жалкие пожитки. Удивительно, что это была настоящая огромная железная труба и ей, кроме прямого дела по ее специальности, была уготована другая — историческая служба.

Шаги и голоса в аллее заставили человека в ковбойке обернуться. Это была все та же пара синих бегунов — они уже не трусили рысцой, а шли, и это получалось у них значительно быстрее. Поднявшись на бугор, они сели на ту же лавку.

— Вот так, — сказал мужчина, вытирая платком лоб и шею. — Так что ты все увидишь сама. И притом в недалеком и хорошо обозримом будущем.

— Боишься? — вполголоса спросила женщина.

— Трясусь, как балалайка.

— Тебе-то ничего не будет.

— Я полагаю, что твоя эйфория безосновательна, — пригвоздил он ее с неповторимым кряхтеньем, тоном сноба. — Последнее слово не за тобой, а за их преосвященством. А их преосвященство не любят еретиков, — тут бегун очень весело посмотрел на незнакомца в ковбойке. Тот, дружелюбно улыбнувшись, в третий раз чуть заметно поклонился, и с этого момента бегун стал говорить только для него. — Ты помнишь, каков был Торквемада? — сказал он женщине, глядя на ее молодого соседа. — Ну, Торквемада, великий испанский инквизитор. А помнишь, чем он отличался? Религиозным энтузиазмом, богословской начитанностью.

— Ну, ты тут на своем коне. Кроме тебя, конечно, никто этого не знает, и никто не читал энциклопедию, — сказала женщина, взглянув на незнакомого соседа.

— Напрасно персифлируешь. Великая мастерица персифляции, — сказал бегун уже прямо мужчине в ковбойке. Тот улыбнулся и развел руками:

— Я не знаю этого слова.

— Лесть, искусно маскирующая насмешку. Насмешку я не замечаю, а лесть принимаю. Торквемаду я упомянул здесь не напрасно. Я имею в виду не того Торквемаду, который устраивал в Испании знаменитые костры инквизиции, а другого — того, которого я здесь учил до войны цитологии, у которого принимал зачет, и который стал теперь первосвященником и приедет, видимо, завтра, в заведение, где я работаю. И будет учинять в нем великий трус. Этот Торквемада, хоть и новичок в своем деле, но, по отзывам знающих людей, стоит того, испанского. Он тоже фанатик и начитан, великий богослов в своем деле, и под его влиянием находятся кардиналы.

— Видите ли, для справедливости сравнения надо сказать, что Торквемада испанский ничего себе не брал, в отличие от других инквизиторов, и был суровейший аскет, — заметил человек в ковбойке. — Постился он по-настоящему.

— Бедным еретикам от этого не было легче, — сказала женщина.

— Никак не легче, — согласился синий бегун. — У Дарвина есть такое соображение: в Испании несколько столетий каждый человек, способный мыслить, попадал на костер. Отсюда пошел упадок мысли в стране.

Я думаю, что и диктатура Франко появилась не без причинной связи с историческими обстоятельствами. Так что никакой детумесценции нам ждать не приходится.

— Я хочу сказать, страсти будут не затухать, а разгораться. Лев и кроткая лань, которые до этого кое-как терпели друг друга.

— Надеюсь, я беседую со львом? — уважительным тоном спросил незнакомец в ковбойке.

— Вот видите, и вам не чужда персифляция! Нет, нет! Какой же я лев. Вообще, львов я давно не видел. Словом, приготовимся к допросам и пыткам.

— Ну, разумеется, Железной девы там не будет. Но, знаете, мы живем сегодня, по крайней мере, мы, биологи, как собачки у Павлова. Правда, в нашем эксперименте установка несколько отличается. От каждого ученого отходит резиновая трубка, по которой притекают соки, питание. Все трубки сходятся в определенном центре. Некий академик может нажать, скажем, мою трубку, и готово — я захирел и бряк кверху лапками. Конечно, сразу не нажмет. Но уменьшит сечение, это бывает. А еще чаще — ласково к ней прикоснется, нажмет слегка и отпустит. Я тут же закричу: не буду! Каюсь!

Краткое содержание Белые одежды Дудинцев

Белые одежды

Федор Иванович Дежкин (главный героя романа) приезжает для проверки кафедры генетики и селекции сельскохозяйственного института. Вместе со своим коллегой, Василием Степановичем Цвяхом, ему необходимо выяснить, как прошла перестройка работников института на новое “мичуринское направление” в селекции. Также, по поручению своего начальника профессора Рядно, Дежкин должен вычислить и обезвредить ученых, которые тайно занимаются запрещенной наукой.

На следующий день после приезда, Федор Иванович знакомиться с работниками

Дежкин и Цвях составляют положительный доклад о приведенной проверке. В докладе говориться, что кафедра практически полностью перестроилась на новое направление в развитии и готова продолжать работу. Но неожиданный донос на своего руководителя, который делает аспирантка Стригалева Анжела Шамкова, приводит к тому, что Хейфец отказывается работать в “таких условиях”.

Дежкин и Леночка решают пожениться. Федор переезжает к своей невесте. Но очень скоро замечает, что она каждую ночь куда – то уходит. Федор, в результате слежки за Леночкой, попадает на тайное собрание ученых. На этом собрании, генетики смотрят запрещенный фильм, привезенный из-за рубежа, о селекции. На следующие утро всех кто был на собрании арестовывают по доносу Краснова. Но Леночка думает, что это Дежкин предал их.

Дежкин пытается спрятать плоды и саженцы нового сорта “Контумакс”. Вместе со спасенными полиплодами он бежит из города.

Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Белые одежды Дудинцев

Другие сочинения:

Проблема активного противостояния злу в романе Дудинцева “Белые одежды” В романе “Белые одежды” царит воинствующее мракобесие невежества. Ему противостоит добро – это деятельное сострадание, способность принять чужие страдания на себя и активно противодействовать злу. Добро – это служение идеалу, истине. Один из героев романа говорит так: “Счастье – в Read More .

Сочинение по литературе по роману Владимира Дудинцева “Белые одежды” В романе “Белые одежды” Владимир Дудинцев хочет разгадать бесконечность души человека, показать критерии для распознания добра от зла. Вот, что говорит сам автор о своей книге: “В романе “Белые одежды” я хочу сорвать маски, под которыми прячется зло. Поразить его Read More .

Роман В. Дудинцева “Белые одежды” Современная литература отображает различные стороны жизни людей. В. Дудинцевым накоплен некоторый опыт изображения сложных путей ученых в смутные годы “администрирования науки”. В “Белых одеждах” несомненным достижением стало слияние конкретных примет тяжелого периода борьбы “лы-сенковщины” против генетики в 50-е годы с Read More .

“БЕЛЫЕ ОДЕЖДЫ” Любите ли вы читать? Если вас интересуют не только детективы, криминальные истории, любовные романы, так часто встречающиеся сегодня на книжных развалах, если для вас чтение – не просто способ убить время, если вы любите вместе с автором и героями поразмышлять Read More .

Рецензия на роман В. Д. Дудинцева “Белые одежды” Любите ли вы читать? Если вас интересуют не только детективы, криминальные истории, любовные романы, так часто встречающиеся сегодня на книжных развалах, если для вас чтение – не просто способ убить время, если вы любите вместе с автором и героями поразмышлять Read More .

Сложный путь ученых в годы “администрирования” науки (по роману В. Дудинцева “Белые одежды”) Современная литература воспроизводит всевозможные стороны жизни людей. В. Дудинцевым приобретен некоторый опыт воссоздания сложных дорог ученых в неясные годы “администрирования науки”. В “Белых одеждах” бесспорным достижением вышло объединение конкретных признаков опасного времени борьбы “лысенковщины” против генетики в 50е годы с Read More .

Герой нашего времени (по роману Дудинцева “Белые одежды” и повести Д. Гранина “Зубр”) Долгое время наши писатели должны были согласовывать свои произведения с тем общим обязательным представлением о. нашей жизни, которое определялось власть имущими. Они раз и навсегда отвели литературе роль служанки политики. Но, конечно, всегда находились такие писатели, которые не могли кривить Read More .

Проблема активного противостояния злу в романе Роман Владимира Дудинцева “Белые одежды” является попыткой заглянуть в бесконечность человеческой души, дать критерии для распознания добра и зла. Сам автор так пишет о своей книге: “В романе “Белые одежды” я хочу сорвать маски, под которыми прячется зло. Поразить его Read More .

Добро и зло в романе В. Д. Дудинцева Белые одежды

. Правду говорить легко и приятно, – заметил арестант.

. Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках
пергамента он разобрал слова: «. бОльшего
порока. трусость. »
М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита»

В основу романа В.Д.Дудинцева положены реальные события: пятидесятые годы прошлого века — расцвет идей Т.Д.Лысенко и гонения на учёных-генетиков.

Кажется, нет более далёких вещей, чем политика и биология — наука, основанная на фактах и естественных явлениях. Однако даже этой наукой пытались командовать партийные деятели, подменяя результаты экспериментов идеологическими догмами. И учёным приходилось отстаивать свои убеждения ценой жизни, подобно тому, как в Средневековье инакомыслящим грозили костры инквизиции.

«Белые одежды» – роман философский. Эпиграф, взятый из «Откровения Иоанна Богослова»: «Сии, облечённые в белые одежды, – кто они и откуда пришли?» – настраивает нас именно на такое восприятие произведения.

Обратимся к Библии, ведь именно к этой мысли подводит нас писатель, взяв эпиграфом вопрос без ответа.

Итак, читаем «Откровение»: «И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии, облечённые в белые одежды кто, и откуда пришли?
Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; Они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца». (1)

Именно «великая скорбь», страшное и жестокое время, в которое жили Дежкин, Стригалёв, академик Посошков, полковник Свешников, заставила их жертвовать собой. Они не были фанатиками. Просто наступил в их жизни момент, когда невозможно стало скрывать, что их одежды — белые.

В романе показано несколько типов учёных. К первому их них относятся те, кто поставил свои личные интересы выше интересов науки. Эти люди переполнены завистью и ненавистью к добившимся чего-либо в жизни и всегда принимают ту сторону, на которой им будет спокойнее и безопаснее.

К таким псевдоучёным можно отнести, например, Краснова. Ради продвижения, ради карьеры он отрёкся от своих родителей, изменил фамилию, имя. Непорядочен он и в личной жизни. Краснов способен на предательство, если этого потребует его карьера. И таких как он немало.

Происходящее в генетике являлось отражением того, что происходило в обществе, которым правили ложь и страх. Исходя из этого, ко второму типу учёных можно отнести тех, кто, опасаясь за свою жизнь, за жизнь близких, перестал различать ложь и правду. Не решаясь открыто отстаивать свои убеждения, эти учёные стали считать своими убеждениями общепринятые догмы.

Только небольшая горстка биологов смогла противостоять многочисленным последователям академика Рядно. После недолгих колебаний к ним примкнул главный герой романа Фёдор Иванович Дежкин. Любимый ученик знаменитого академика, он не побоялся пересмотреть свои взгляды и встать на сторону генетиков, хотя прекрасно понимал, чем это ему грозит.

Фёдор Иванович, талантливый учёный и мужественный человек, философ по складу ума, был готов к жестокой схватке. Со студенческих лет его занимала важнейшая философская проблема — проблема добра и зла. И теперь настала пора применить его знания в борьбе с подлинным злом, которое воплощала в себе сталинская система.

Однако понять, что есть добро и что есть зло, не всегда просто, ведь зло, прекрасно понимая свою подлую суть, постоянно маскируется добрыми намерениями.

« Добру тягостно слушать, когда его благодарят, – размышляет Фёдор Иванович. – А вот зло — этот товарищ охотно принимает благодарность за свои благодеяния, даже за несуществующие, и любит, чтобы воздавали громко и при свидетелях. Добро беспечно, действует, не рассуждая, а зло — великий профессор нравственности. И обязательно даёт доброе обоснование своим пакостям.
Злу иначе вести себя нельзя. Как только скажет: вот, и у меня есть тёмные пятна, неподдельные, – критиканы и обрадуются, и заговорят. Не-ет, нельзя! Что добру выставлять свои достоинства и подавлять людей своим благородством, что злу говорить о своей гадости — ни то, ни другое немыслимо». (2)

Трудно не согласиться с выводами Дежкина. Особенно, если вспомнить, как продуманно, умело, целенаправленно «пиарит» себя академик Рядно: тут и нарочитая простонародность, и землица, которая сама ему в карман набилась, пока он «по делянкам лазил», и тулупчик, подаренный «любимому ученику Феде».

А какой страшный и безжалостный оскал таится за маской всеми любимого «народного академика»!

Понимая это, Дежкин хочет, чтобы добро перестало быть наивным и прекраснодушным и научилось смотреть на зло реально, распознавать его козни, побеждать его.

Злой человек, по мысли Фёдора Ивановича, не любит копаться в своей душе (можно представить себе, какой смрад царит в душе подлеца), он живёт в мире вещей. « Ему нужно всё время бегать во внешнем пространстве, хватать у людей из-под носа блага и показывать всем, что он добряк, благородный жертвователь. И вся эта маскировка может быть хорошо видна добру, которое наблюдает из своего недоступного укрытия. Если оно постигло. Если научилось видеть. Добро, постигшее эту разницу, будет находиться в выгодном положении. Это сверхмогучая сила. Особенно если она осенена достаточно мощным умом». (3)

Но уметь распознавать зло — недостаточно. Нужно иметь волю и мужество, чтобы вступить с ним в борьбу. И это будет борьба не на жизнь, а на смерть, ведь злу неведомы угрызения совести: оно способно наносить удары в спину и из-за угла, оно предаёт «друзей и сотрапезников», бьёт лежачего и добивает раненого. А ещё у зла есть такое страшное оружие как клевета.

Всем своим романом писатель подводит нас к мысли, что вступивший в поединок со злом должен быть готов пожертвовать собой, чтобы победить и увидеть плоды победы над злом могли другие. Это горько осознавать, но это так: в борьбе со злом всегда будут потери. Мало того, без потерь, без жертв зла не победить. А жертвуют собой — всегда! – самые лучшие: самые мужественные и благородные.

Конечно, самоубийство академика Посошкова нельзя расценивать как мужественный поступок, как сознательную жертву во имя торжества идеи. Однако это и не трусость, не уход от борьбы. Вот строки из его последнего письма, обращённого к Фёдору Ивановичу: «Желание смерти — не есть желание смерти. Это только поиск лучшего состояния. Что в конечном случае является крайним выражением желания жить». (4)

И дальше в своём прощальном письме Светозар Алексеевич размышляет о том, почему зло умеет занимать господствующие высоты: «Если я туп, если я не понимаю ясных вещей и не имею достаточно глубокого образования, и при этом стремлюсь главенствовать и сумею захватить себе право лезть в дела, мне не понятные, но затрагивающие судьбу многих, может получиться то, что наш Хейфец назвал отбором глупых. Непонятное легкомысленно отбрасывается. Разумеется, большинством голосов. Теперь это всё — вредные идеи, вейсманизм-морганизм и кибернетика. А когда нас набирается достаточно, мы можем из своей среды назначить нового Бетховена — взамен того, непонятного и надоевшего». (5)

Зло обычно пышно расцветает на почве глупости. Особенно если вокруг царит полное равнодушие.

Писатель поднимает вопрос пассивности людей, их равнодушия к проблемам добра и зла.

Об этом размышляют герои, глядя на картину, изображающую святого Себастьяна. Вывод, к которому они приходят, неутешителен: людям абсолютно безразлично чужое страдание, а сочувствие рождается только тогда, когда страдание коснётся их самих. Может быть, поэтому у поднявшихся на борьбу со злом бывает так мало сторонников. Не замечать, отвернуться, затаиться и переждать — вот позиция подавляющего большинства.

«Как открыл Фёдор Иванович ещё в свои студенческие годы, добро — это страдание». (6) А принять на себя страдание — удел немногих, которые чаще всего и не задумываются о том, что совершают благородные поступки, подвиги.

« Белые одежды! Он никогда их не видел на себе. – пишет В.Д.Дудинцев о главном герое романа. – «Сии, облечённые в белые одежды», – они приходят от великой скорби. А когда страдаешь — тут не до анализа своих качеств. Страдающего не тянет к зеркалу. И поэтому Фёдора Ивановича осаждали воспоминания, несущие с собой боль. Он видел Ивана Ильича, отхлёбывающего из своей бутылочки, или Свешникова, с окровавленным лицом продирающегося сквозь кусты ежевики. Но никогда он не видел около этих людей себя! Свою кровь на лице он не видел, хоть и ломился сквозь ежевику вместе со Свешниковым». (7)

Годы борьбы и лишений понадобились для того, чтобы подлинно научная мысль одержала победу над домыслами и предрассудками. Роман заканчивается тем, что зло в лице академика Рядно повержено. Но писатель не приукрашивает действительности: зло разоблачено, но не наказано по заслугам. Академик Рядно до самой смерти работал в научно-исследовательском институте и был похоронен со всеми почестями. Генерал Ассикритов отправлен в отставку, но пенсия-то ему назначена генеральская. А Ивана Ильича Стригалёва, академика Посошкова, полковника Свешникова, юную Женю Бабич уже не вернуть.

В безжалостное, трагическое время пришлось жить героям романа «Белые одежды». Талантливые учёные тогда были неизвестными и даже гонимыми, а бездарные, жаждущие власти карьеристы становились во главе науки, распоряжались жизнями других людей. И трудно осуждать того, кто не смог тогда сделаться героем.

Однако судьбу человека обуславливает не только время. Каждый делает свой собственный выбор, каждый для себя решает, быть ему «честным и битым» или же «лживым и сытым». И писатель приветствует тех, кто, как его главный герой Фёдор Иванович Дежкин, умеет понять зло, имеет мужество и волю противостоять злу и победить.
______________________________________

1. Откровение Святого Иоанна Богослова 7:13,14
2. В.Дудинцев «Белые одежды» М., Современник, 1989. С.289-290
3. Там же. С.195
4. Там же. С.452
5. Там же. С.453
6. Там же. С.576
7. Там же. С.576-577

Пересказ сюжета романа Дудинцева «Белые одежды»

Роман Владимира Дудинцева “Белые одежды” является попыткой заглянуть в бесконечность человеческой души, дать критерии для распознания добра и зла. Сам автор так пишет о своей книге: “В романе “Белые одежды” я хочу сорвать маски, под которыми прячется зло. Поразить его в самое чувствительное место. Мне хотелось бы вооружить хорошего человека безошибочными критериями для распознавания добра и зла или, как сказал мой читатель, создать инструментарий добра”.

Добро — это деятельное сострадание, способность принять чужие страдания на себя и активно противодействовать злу. Добро — это служение идеалу, истине. Один из героев романа говорит так: “Счастье — в тебе. Когда положишь свою плоть, чтоб напитать близких. Прольешь кровь, переплывешь море страданий. Вылезешь на берег еле живой. Тут счастье само тебя найдет, не помышляющего о нем”.

Напротив, зло бесперспективно, хотя и маскируется под добро. В романе показаны гонения на генетиков со стороны лжеученых (академик Рядно, его “левая рука” Саул Брузжак, Краснов, Шамкова и др.). Разгул темных сил напоминает жуткие времена инквизиции, охоту на ведьм. Во дворе провинциального института горят книги последователей Менделя.

Ученые-генетики по-разному борются за настоящую науку: профессор Хейфиц уходит из института, академик Посошков кончает жизнь самоубийством, Иван Ильич Стригалев долгое время работает в подполье и в конце концов попадает в тюрьму по доносу агента-осведомителя Краснова. Федор Иванович Дежкин — главный герой романа — начинает как искренний сторонник Рядно, но вскоре убеждается в правильности генетического подхода, тайно помогает генетикам. Жизнь Дежкина полна лишений. Герою приходится бежать от преследователей. Усилия мужественного ученого не пропадают даром. Удается вырастить новый сорт картофеля, работу над которым начал Стригалев. Не капитулирует перед злом и полковник Свешников.

В роман входит тема возмездия. Рядно и его сообщники обречены на историческое забвение. На похороны “народного академика” не приходят даже близкие его “соратники”. Напротив, судьба Федора Ивановича Дежкина, выдавившего из себя раба, складывается счастливо. Он встречается с Леной, которая становится его женой, растит двух детей. Добрая память потомков — высшая награда ученому за его мужество, за активное противодействие злу.

Роман В. Дудинцева «Белые одежды» увидел свет через тридцать лет после написания. А когда он наконец был опубликован, автор получил Государственную премию. Сейчас, возможно, нам покажется странным, что за искренность рассказа о действительности, за правду произведение постигла такая тяжелая участь в начале пути. Роман «Белые одежды» открывает те страницы истории, которые раньше не были известны людям.

Из этой книги мы узнаем о жизни и работе ученых-биологов, занимающихся очень полезным для всех делом — выведением новых сортов картофеля. Но, увы, их работа не согласуется с «наукой», одобренной партийным руководством, главным представителем которой в романе выступает академик Рядно, а в реальной жизни — Лысенко. Тех, кто не поддерживал их идеи, объявляли «врагами народа». Вот в такой обстановке работали Иван Ильич Стригалев и его настоящие друзья и помощники.

Сразу возникает вопрос: почему людям приходилось скрывать полезную работу, бояться из-за нее быть сосланными или расстрелянными? Но жизнь тогда словно определялась другими законами. Сложный путь их понимания и обдумывания прошел главный герой романа Федор Иванович Дежкин. Его жизнь — это не просто смена взглядов от поддержки позиций академика Рядно до полного научного и духовного соединения со Стригалевым и его друзьями. Путь Дежкина — путь поиска истины в том противоречивом мире. Этот поиск сложен.

Еще когда Федор Иванович был ребенком, его учили говорить только правду, всегда быть искренним. Чистая детская душа верила этому, пока жизнь не научила героя самостоятельно оценивать свои поступки и действия других. Взрослея, он начинает понимать, что в окружающем его мире искренность далеко не всегда служит добру. Чаще всего как раз наоборот. Для защиты истины Дежкину не раз приходилось скрывать свои настоящие взгляды и играть роль убежденного сторонника академика Рядно. Только такое поведение помогало ему противостоять миру подлости, лжи и доносов. Но в главных вопросах герой не пойдет на компромисс со своей совестью, понимая, что нельзя закрывать чем-либо «белые одежды», истину, потому что, «когда придет время снять это что-нибудь, белых одежд там и не будет».

Эпиграфом к роману автор взял вопрос из Откровения Иоанна Богослова: «Сии, облеченные в белые одежды, — кто они и откуда пришли?» Действительно, кто же они? Думаю, это Дежкин, Стригалев, полковник Свешников, их настоящие друзья — все, кто не менял своих взглядов под давлением обстоятельств, служил вечной истине, добру. Их интересуют не слова, а результат, к которому они стремятся.

Ради нескольких лет относительно спокойной работы Стригалев даже отдает Рядно свой новый сорт картофеля. Герои настолько честны, бескорыстны, преданы своему делу, что они кажутся святыми и выделяются на фоне завистливых, властолюбивых людей своими «белыми одеждами». Сложно сохранить их чистоту среди черного, жестокого мира. Но героям это удается.

И на высшем суде именно по белым одеждам можно будет узнать настоящих людей. По-моему, именно такой смысл вложил автор в название романа.

Но далеко не все герои этого произведения в «белых одеждах». Ведь многие люди искали в жизни другое, стремились к власти, к славе любыми путями. Бесчестные и жестокие поступки Краснова, Рядно, Ассикритова нечем оправдать, потому что целью их была личная выгода. Но те блага, которые нужны были им, — временные. «Добро. сегодня для многих звучит как трусость, вялость, нерешительность, подлое уклонение от обязывающих шагов», — замечает Дежкин. И очень немногие люди понимали, что все это — «путаница, накрученная тихим злом, чтоб легче было действовать», поэтому выбор между добром и злом каждый делал по-своему.

Проходило время, и факты брали верх над ложной теорией, побеждала истина. Все становилось на свои места. Не удалось защитить диссертацию Анжеле Шамковой, поддерживавшей взгляды Рядно, из-за подведения результатов под теорию. Около самого академика на заседаниях остаются пустые кресла. Помня его прошлое, никто уже не хочет составлять ему компанию. «Если ты считаешь, что наука — это значит отправлять людей. ты знаешь куда. Таким биологом я не был», — говорит ему бывший соратник, отрекаясь от его идей. А сам Рядно не понимает, почему он терпит поражение, если раньше имел огромную поддержку.

Роман «Белые одежды» еще раз показывает, что человек должен опираться в жизни только на истину, сохранять свои духовные ценности независимо от мнения большинства. Только тогда он остается личностью.

  • Не поскупись на холод ссылок
  • и мрак отринутых страстей,
  • но дай исполнить все,
  • что в силах, но душу по миру рассей

пишет поэт Б. А. Чичибабин в стихотворении «Молитва». Наверное, эти слова вполне искренне могли произнести все настоящие люди. Судьбы многих из них сложились трагически. Но то, во что они вложили душу, осталось. Многие достижения науки сохранились и получили свое дальнейшее развитие даже в самые суровые годы благодаря самоотверженной работе настоящих ученых. Но Дежкин, Стригалев и их друзья — герои не только того времени. Для многих они могут стать примером и сейчас. Книга поможет внимательному читателю найти истину и сделать нравственный выбор в сложных жизненных ситуациях.

Владимир Дудинцев – Белые одежды

Владимир Дудинцев – Белые одежды краткое содержание

Белые одежды читать онлайн бесплатно

Н. Л. и А. А. Лебедевым.

Сии, облеченные в белые одежды, —

Кто они и откуда пришли?

Откровение Иоанна Богослова, 7, 13.

Стоял тихий сентябрь. Воскресное утро, может быть, последнее ласковое утро уходящего лета, тихо, как младенец, играло солнечными пятнами и тенями. Громадный институтский парк дремал, раскинувшись на двух холмах, которые здесь назывались Малой Швейцарией. Он был весь разбит поперечными и продольными аллеями на правильные прямоугольные клетки. С одной стороны в конце каждой поперечной аллеи светилась пустота, там угадывался провал, и оттуда, из легкой дымки, иногда доносился низкий рев парохода. Там была река. С противоположной стороны вдалеке среди зелени мелькали розовые стены корпусов Сельскохозяйственного института.

Вдоль главной — Продольной — аллеи, которая шла почти по краю провала, сидели на решетчатых скамьях студенты с книгами. Уже начался учебный год. Далеко внизу между деревьями прыгал волейбольный мяч, время от времени аллею пересекал бегун в синем обтягивающем трико или в трусах — студент или жилистый профессор.

По этой чисто подметенной аллее между двумя рядами старых лип брел в это утро и поглядывал по сторонам человек в клетчатой, ржавого цвета ковбойке с подвернутыми рукавами и в светло-серых тонких брюках. Был он лет тридцати, невысокий, узкий в поясе, шел, сложив руки за спиной. Широкое, но худощавое лицо его с довольно заметным внимательным носом было подвижно, русая бровь иногда поднималась с изгибом — и это говорило о привычке постоянно размышлять, свойственной некоторым ученым. Была в его лице особенность: резко выделенный желобок на верхней губе переходил и на нижнюю и заканчивался глубокой кривой ямкой на подбородке — получалось, что нижняя часть лица как бы перечеркнута этой отчетливой вертикалью. Шаги этого задумчивого человека были неторопливы, и тем не менее он догнал и оставил за собой двух странных пожилых бегунов — мужчину и женщину, обтянутых синими шерстяными трико, и в белых кедах. Пара эта бежала трусцой, то есть топталась почти на месте. У мужчины розовый пробор проходил сразу же над ухом, жидкие желтовато-седые волосы прикрывали плешь. Старость цепко держала его в когтях. У женщины спортивный костюм выдавал непропорционально распределенную полноту: все ушло в верхнюю часть широкого, без перехвата, корпуса, в широкие плечи. От нее веяло волей и слегка глупостью.

Они вели беседу. Когда человек в ковбойке, узнав мужчину и поджав локоть, с почтительным поклоном огибал их, бегун посмотрел на него, полуочнувшись, и продолжал свою речь:

— Он фиксирует по Навашину. Двенадцати часов достаточно. Ему нужно быстро — тысячи гибридов, и все проверь.

— На его микротоме можно получить срез на толщину клетки. Хорошо хромосомы считать. На помойке подобрал нами же списанные части, отремонтировал сам — и пожалуйста. Мог и ты ведь.

— Не так просто. Все в микрометрическом винте. Он заказывал винт в Москве у какого-то мастера.

И человек в ковбойке сразу понял, о чем они говорили. Это были цитологи — специалисты по исследованию растительных клеток. От их разговора чуть-чуть потянуло и вейсманизмом-морганизмом, который месяц назад был торжественно осужден на августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук. Шевельнув бровью, человек в ковбойке быстро оглянулся на бегунов, легко поклонился мужчине и опять не был замечен.

Потом он долго шел по аллее, размышляя о своих делах, которых было много. Аллея вывела его на лысый бугор, к его вершине, где была вкопана в землю простая лавка, и человек сел на нее — лицом к горящему внизу под солнцем разливу реки, к синим бугристым далям за рекой: там синела Большая Швейцария.

Этот человек имел отношение к науке о растениях и знал много разных вещей. Знал, например, что есть такое понятие: спящая почка. У яблони ее не видно, но садовник умелой обрезкой дерева может заставить ее пробудиться, и тогда на гладком месте вдруг выстреливает новый побег. Старый знакомый человека в ковбойке селекционер-садовод Василий Степанович Цвях, любитель затейливо мыслить, однажды сказал ему, что и у человека бывает что-то похожее на это явление. Ты можешь прожить долгую жизнь и даже отойти в лучшие миры, так и не узнав, кто ты — подлец или герой. А все потому, что твоя жизнь так складывается — не посылает она испытаний, которые загнали бы тебя в железную трубу, где есть только два выходи — вперед или назад. Но может и послать. Человек в ковбойке никогда не пробовал примерить эту мысль к себе, но поговорить с хорошим собеседником на тему о спящих в нас загадках был готов всегда.

А между тем, ему предстояло увериться, что именно в эти дни он делал свой первый шаг в ту среду, которую имел в виду садовод, — в условия, благоприятные для пробуждения какого-то спящего качества. Может быть, он даже чувствовал тугое увеличение проснувшегося ростка, но не отдавал себе в том отчета — еще не осмыслил явления — оно бежало впереди осваивающей мысли. В те самые минуты, когда человек, сидящий на лавке, обдумывал свои дела, спящая почка уже тронулась в рост, и он уже двигался к своей железной трубе, которая в этом городе ждала его, чтобы определить, кто он — ищущий истину отчаянный смельчак или трус, прячущий под себя свои жалкие пожитки. Удивительно, что это была настоящая огромная железная труба и ей, кроме прямого дела по ее специальности, была уготована другая — историческая служба.

Шаги и голоса в аллее заставили человека в ковбойке обернуться. Это была все та же пара синих бегунов — они уже не трусили рысцой, а шли, и это получалось у них значительно быстрее. Поднявшись на бугор, они сели на ту же лавку.

— Вот так, — сказал мужчина, вытирая платком лоб и шею. — Так что ты все увидишь сама. И притом в недалеком и хорошо обозримом будущем.

— Боишься? — вполголоса спросила женщина.

— Трясусь, как балалайка.

— Тебе-то ничего не будет.

— Я полагаю, что твоя эйфория безосновательна, — пригвоздил он ее с неповторимым кряхтеньем, тоном сноба. — Последнее слово не за тобой, а за их преосвященством. А их преосвященство не любят еретиков, — тут бегун очень весело посмотрел на незнакомца в ковбойке. Тот, дружелюбно улыбнувшись, в третий раз чуть заметно поклонился, и с этого момента бегун стал говорить только для него. — Ты помнишь, каков был Торквемада? — сказал он женщине, глядя на ее молодого соседа. — Ну, Торквемада, великий испанский инквизитор. А помнишь, чем он отличался? Религиозным энтузиазмом, богословской начитанностью.

— Ну, ты тут на своем коне. Кроме тебя, конечно, никто этого не знает, и никто не читал энциклопедию, — сказала женщина, взглянув на незнакомого соседа.

— Напрасно персифлируешь. Великая мастерица персифляции, — сказал бегун уже прямо мужчине в ковбойке. Тот улыбнулся и развел руками:

— Я не знаю этого слова.

— Лесть, искусно маскирующая насмешку. Насмешку я не замечаю, а лесть принимаю. Торквемаду я упомянул здесь не напрасно. Я имею в виду не того Торквемаду, который устраивал в Испании знаменитые костры инквизиции, а другого — того, которого я здесь учил до войны цитологии, у которого принимал зачет, и который стал теперь первосвященником и приедет, видимо, завтра, в заведение, где я работаю. И будет учинять в нем великий трус. Этот Торквемада, хоть и новичок в своем деле, но, по отзывам знающих людей, стоит того, испанского. Он тоже фанатик и начитан, великий богослов в своем деле, и под его влиянием находятся кардиналы.

— Видите ли, для справедливости сравнения надо сказать, что Торквемада испанский ничего себе не брал, в отличие от других инквизиторов, и был суровейший аскет, — заметил человек в ковбойке. — Постился он по-настоящему.

— Бедным еретикам от этого не было легче, — сказала женщина.

— Никак не легче, — согласился синий бегун. — У Дарвина есть такое соображение: в Испании несколько столетий каждый человек, способный мыслить, попадал на костер. Отсюда пошел упадок мысли в стране.

Я думаю, что и диктатура Франко появилась не без причинной связи с историческими обстоятельствами. Так что никакой детумесценции нам ждать не приходится.

— Я хочу сказать, страсти будут не затухать, а разгораться. Лев и кроткая лань, которые до этого кое-как терпели друг друга.

— Надеюсь, я беседую со львом? — уважительным тоном спросил незнакомец в ковбойке.

— Вот видите, и вам не чужда персифляция! Нет, нет! Какой же я лев. Вообще, львов я давно не видел. Словом, приготовимся к допросам и пыткам.

— Ну, разумеется, Железной девы там не будет. Но, знаете, мы живем сегодня, по крайней мере, мы, биологи, как собачки у Павлова. Правда, в нашем эксперименте установка несколько отличается. От каждого ученого отходит резиновая трубка, по которой притекают соки, питание. Все трубки сходятся в определенном центре. Некий академик может нажать, скажем, мою трубку, и готово — я захирел и бряк кверху лапками. Конечно, сразу не нажмет. Но уменьшит сечение, это бывает. А еще чаще — ласково к ней прикоснется, нажмет слегка и отпустит. Я тут же закричу: не буду! Каюсь!

Владимир Дудинцев – Белые одежды

Владимир Дудинцев – Белые одежды краткое содержание

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.

За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Белые одежды – читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Н. Л. и А. А. Лебедевым.

Сии, облеченные в белые одежды, —

Кто они и откуда пришли?

Откровение Иоанна Богослова, 7, 13.

Стоял тихий сентябрь. Воскресное утро, может быть, последнее ласковое утро уходящего лета, тихо, как младенец, играло солнечными пятнами и тенями. Громадный институтский парк дремал, раскинувшись на двух холмах, которые здесь назывались Малой Швейцарией. Он был весь разбит поперечными и продольными аллеями на правильные прямоугольные клетки. С одной стороны в конце каждой поперечной аллеи светилась пустота, там угадывался провал, и оттуда, из легкой дымки, иногда доносился низкий рев парохода. Там была река. С противоположной стороны вдалеке среди зелени мелькали розовые стены корпусов Сельскохозяйственного института.

Вдоль главной — Продольной — аллеи, которая шла почти по краю провала, сидели на решетчатых скамьях студенты с книгами. Уже начался учебный год. Далеко внизу между деревьями прыгал волейбольный мяч, время от времени аллею пересекал бегун в синем обтягивающем трико или в трусах — студент или жилистый профессор.

По этой чисто подметенной аллее между двумя рядами старых лип брел в это утро и поглядывал по сторонам человек в клетчатой, ржавого цвета ковбойке с подвернутыми рукавами и в светло-серых тонких брюках. Был он лет тридцати, невысокий, узкий в поясе, шел, сложив руки за спиной. Широкое, но худощавое лицо его с довольно заметным внимательным носом было подвижно, русая бровь иногда поднималась с изгибом — и это говорило о привычке постоянно размышлять, свойственной некоторым ученым. Была в его лице особенность: резко выделенный желобок на верхней губе переходил и на нижнюю и заканчивался глубокой кривой ямкой на подбородке — получалось, что нижняя часть лица как бы перечеркнута этой отчетливой вертикалью. Шаги этого задумчивого человека были неторопливы, и тем не менее он догнал и оставил за собой двух странных пожилых бегунов — мужчину и женщину, обтянутых синими шерстяными трико, и в белых кедах. Пара эта бежала трусцой, то есть топталась почти на месте. У мужчины розовый пробор проходил сразу же над ухом, жидкие желтовато-седые волосы прикрывали плешь. Старость цепко держала его в когтях. У женщины спортивный костюм выдавал непропорционально распределенную полноту: все ушло в верхнюю часть широкого, без перехвата, корпуса, в широкие плечи. От нее веяло волей и слегка глупостью.

Они вели беседу. Когда человек в ковбойке, узнав мужчину и поджав локоть, с почтительным поклоном огибал их, бегун посмотрел на него, полуочнувшись, и продолжал свою речь:

— Он фиксирует по Навашину. Двенадцати часов достаточно… Ему нужно быстро — тысячи гибридов, и все проверь…

— На его микротоме можно получить срез на толщину клетки. Хорошо хромосомы считать. На помойке подобрал нами же списанные части, отремонтировал сам — и пожалуйста… Мог и ты ведь…

— Не так просто. Все в микрометрическом винте. Он заказывал винт в Москве у какого-то мастера…

И человек в ковбойке сразу понял, о чем они говорили. Это были цитологи — специалисты по исследованию растительных клеток. От их разговора чуть-чуть потянуло и вейсманизмом-морганизмом, который месяц назад был торжественно осужден на августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук. Шевельнув бровью, человек в ковбойке быстро оглянулся на бегунов, легко поклонился мужчине и опять не был замечен.

Потом он долго шел по аллее, размышляя о своих делах, которых было много. Аллея вывела его на лысый бугор, к его вершине, где была вкопана в землю простая лавка, и человек сел на нее — лицом к горящему внизу под солнцем разливу реки, к синим бугристым далям за рекой: там синела Большая Швейцария.

Этот человек имел отношение к науке о растениях и знал много разных вещей. Знал, например, что есть такое понятие: спящая почка. У яблони ее не видно, но садовник умелой обрезкой дерева может заставить ее пробудиться, и тогда на гладком месте вдруг выстреливает новый побег. Старый знакомый человека в ковбойке селекционер-садовод Василий Степанович Цвях, любитель затейливо мыслить, однажды сказал ему, что и у человека бывает что-то похожее на это явление. Ты можешь прожить долгую жизнь и даже отойти в лучшие миры, так и не узнав, кто ты — подлец или герой. А все потому, что твоя жизнь так складывается — не посылает она испытаний, которые загнали бы тебя в железную трубу, где есть только два выходи — вперед или назад. Но может и послать. Человек в ковбойке никогда не пробовал примерить эту мысль к себе, но поговорить с хорошим собеседником на тему о спящих в нас загадках был готов всегда.

А между тем, ему предстояло увериться, что именно в эти дни он делал свой первый шаг в ту среду, которую имел в виду садовод, — в условия, благоприятные для пробуждения какого-то спящего качества. Может быть, он даже чувствовал тугое увеличение проснувшегося ростка, но не отдавал себе в том отчета — еще не осмыслил явления — оно бежало впереди осваивающей мысли. В те самые минуты, когда человек, сидящий на лавке, обдумывал свои дела, спящая почка уже тронулась в рост, и он уже двигался к своей железной трубе, которая в этом городе ждала его, чтобы определить, кто он — ищущий истину отчаянный смельчак или трус, прячущий под себя свои жалкие пожитки. Удивительно, что это была настоящая огромная железная труба и ей, кроме прямого дела по ее специальности, была уготована другая — историческая служба.

Шаги и голоса в аллее заставили человека в ковбойке обернуться. Это была все та же пара синих бегунов — они уже не трусили рысцой, а шли, и это получалось у них значительно быстрее. Поднявшись на бугор, они сели на ту же лавку.

— Вот так, — сказал мужчина, вытирая платком лоб и шею. — Так что ты все увидишь сама. И притом в недалеком и хорошо обозримом будущем.

— Боишься? — вполголоса спросила женщина.

— Трясусь, как балалайка.

— Тебе-то ничего не будет…

— Я полагаю, что твоя эйфория безосновательна, — пригвоздил он ее с неповторимым кряхтеньем, тоном сноба. — Последнее слово не за тобой, а за их преосвященством. А их преосвященство не любят еретиков, — тут бегун очень весело посмотрел на незнакомца в ковбойке. Тот, дружелюбно улыбнувшись, в третий раз чуть заметно поклонился, и с этого момента бегун стал говорить только для него. — Ты помнишь, каков был Торквемада? — сказал он женщине, глядя на ее молодого соседа. — Ну, Торквемада, великий испанский инквизитор. А помнишь, чем он отличался? Религиозным энтузиазмом, богословской начитанностью…

Ссылка на основную публикацию