Манфред – краткое содержание поэмы Байрона (сюжет произведения)
«Манфред», краткое содержание по актам и сценам поэмы Байрона
Драматическая поэма «Манфред» Джорджа Байрона – его первый шаг в драматургии. Изначально предназначалась для чтения, а не для сценической постановки, была названа автором «поэмой в диалогах белым стихом». Спектакль был поставлен после многочисленных переработок 17 лет спустя после написания.
Поэма пропитана мистицизмом. Эпиграфом служат шекспировские строки о вещах, которые «не снились философии». Сам Байрон называет произведение «необузданным, метафизичным и необъяснимым». Главный герой граф Манфред способен повелевать духами, связан с потусторонними силами, но появление таких способностей и события его прошлой жизни остаются для читателя нераскрытыми. Поэма построена на терзаниях главного героя, попытках найти покой, но причины их описаны полунамеками, сохраняя интригу даже в финале.
Действие происходит в графском замке, расположенном в Бернских Альпах, их окрестностях. Действующие лица – Манфред, аббат, охотник, слуги. Большинство реплик произносят бестелесные духи, мистические персонажи.
Акт первый
Знакомит читателя с главным героем, интригует его метафизическими способностями и позволяет проникнуться душевными муками.
Первая сцена
Знакомство с Манфредом происходит в полночь в готической галерее. Монолог героя полон страданий, жалоб на усталость от жизни. Его душа измучена непосильной ношей абсолютного вселенского знания, но лишена познания обычных человеческих радостей. В отчаянии он призывает духов – властителей вселенной.
Потусторонние существа недовольны его призывом, но откликаются, ибо не в силах отказать требованию повелителя. По очереди репликами обозначают свое невидимое присутствие семь духов – эфира, гор, морей, вулканов, бурь, ночи, света. Хором они спрашивают, зачем потревожены, что нужно от них смертному.
Манфред просит у них забвения, недовольство духов сменяется удивлением. Забвение оказывается непонятным и неподвластным понятием для существ, живущих в вечности одновременно прошедшим, настоящим и будущим. Они предлагают взамен одарить его земными благами – властью, богатством, долголетием, которые он презрительно отвергает.
Перед уходом дух света выполняет просьбу предстать в каком-либо земном образе. Им оказывается образ прекрасной женщины, увидев который Манфред лишается чувств.
Сцена заканчивается монологом эфемерного Голоса, произносящего заклинания, приоткрывающего тайну мученика – на его душу наложено заклятие непрекращающихся страданий.
Вторая сцена
Утром граф взбирается на вершину горы Юнгфрау, возвышающуюся над облаками. Не получая удовольствия от жизни, он решает прекратить свои земные страдания. Его монолог о сожалении и прощании с миром особенно пронзителен на фоне прекрасных альпийских пейзажей.
Это случайно замечает охотник за сернами, который тайком подбирается и силой удерживает самоубийцу от прыжка с обрыва. Уговорами заставляет спуститься с горы и уводит.
Акт второй
Действия сцен начинаются у подножия альпийских гор и переносятся все выше.
Первая сцена
События происходят в охотничьей хижине. Охотник узнает в молодом человеке представителя знатного богатого рода, всячески старается отвлечь его от тяжелых мыслей. Пытается ублажить его, согреть, предлагает вино и беседу. Но увещевания незамысловатого охотника сводятся к смирению, терпению, молитвам, что претит мятежным порывам графа. Герой отвергает предложение сопроводить его до замка, откупается от спасителя золотом и уходит.
Вторая сцена
Манфред отправляется не домой, а в нижнюю долину гор к водопаду, где вызывает фею Альп. Она благоволительно предлагает ему помощь, выслушивает, но негодует, когда узнает, что причина страданий – долг перед умершей смертной. Позже фея смягчается, обещает, хотя бессильна над мертвыми, выполнить желание влюбленного – на миг увидеть возлюбленную. Но выдвигает требование во всем ей повиноваться.
Манфред не может усмирить свою гордость, чтобы подчинить свою волю существу, которого считает своим рабом. Он прогоняет фею и решает обратиться к демонам, близким к царству мертвых.
Третья сцена
Ночью на вершине Юнгфрау, с которой утром хотел броситься страдалец, собираются парки. Мифические существа, властительницы человеческих судеб поют о своих деяниях на земле – они одаривают благополучием и властью людям, взамен требуя, чтобы те служили темным силам, сеяли зло. Парки ожидают Немезиду – богиню возмездия. С ее появлением все отправляются к своему повелителю Ариману.
Четвертая сцена
Парки с Немезидой прибывают в чертоги Аримана – властелина смерти и тьмы, олицетворяющего злое начало. Он восседает на троне в виде огненного шара и принимает восхваления духов, когда появляется Манфред. Духи разгневаны присутствием смертного, но подчиняются приказу Аримана, повелевшего им выполнить желание человека – заставить восстать усопшую, но не погребенную в земле Астарту.
Немезида вызывает молчаливый призрак Астарты. Граф, наконец добившийся своего, требует у нее для себя прощения или проклятия. Но единственное, что изрекает восставшая, это пророчество о том, что до утра он покинет землю, и исчезает навсегда.
Акт третий
Действия переносятся в графский замок.
Первая сцена
За час до заката солнца Манфреда посещает аббат святого Мориса, который наслышан о поведении молодого человека, прибыл, чтобы спасти его мятежную душу. Но искушенная чернокнижием душа не принимает уговоров вернуться к религиозному смирению, отвергает возможность покаяться и найти успокоение в молитве. Аббат видит, что он стремится к гибели, решает за ним осторожно следить.
Вторая сцена
Сама короткая сцена, в которой на зов хозяина является слуга Герман и сообщает о закате. Стоя у окна, граф прощается со светилом.
Третья сцена
На террасе перед башней, в которой уединился Манфред, беседуют Герман, Мануэль, другие графские слуги. Из их разговора становится понятно, что единственным близким существом хозяина была его возлюбленная Астарта, с которой его связывали родственные узы. Слуг прерывает аббат, требующий допуска в башню. Мануэль противится, но обещает служителю поведать нечто, о чем автор предпочитает не рассказывать читателю.
Четвертая сцена
Аббат входит в башню, где граф готовится к смерти. Он пытается говорить с мучеником, но его уговоры прерывает появление мрачного признака. Дух просит священнослужителя не вмешиваться и зовет Манфреда с собой. Тот одинаково противится как аббату, так злому духу, но ждет смерти как избавления.
Дух исчезает. Силы оставляют молодого человека. Он умирает без покаяния на руках у аббата, страшащегося даже подумать о мире, куда в одиночестве отправилась гордая душа. Занавес.
Произведение по стилю, чувственной силе изложения оставляет у читателя «послевкусие» мистической загадочности, трепета перед непонятными высшими материями. Разочарованию от смерти главного героя сопутствуют восхищение его гордостью, жертвенностью, несломленным духом, что характерно для мрачного, но романтичного творчества Байрона.
Манфред
Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия «Манфред», пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией «Каин», 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счёте побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределённое, — все это наложило неизгладимый отпечаток «мировой скорби» на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчёркивал, что писал её для чтения), в которой наиболее зоркие из современников — не исключая и самого великого немца — усмотрели романтический аналог гётевского «Фауста».
Никогда ещё непредсказуемый автор «Чайльд Гарольда», «Гяура» и «Еврейских мелодий» не был столь мрачно-величествен, так «космичен» в своём презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда ещё его образы так не походили своей отчуждённой масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался «Манфред» и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно «зависает» где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо ещё у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора — а, следовательно, и для его аудитории — монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.
Поэма открывается, как и гётевский «Фауст», подведением предварительных — и неутешительных — итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освящённого высокой целью и бесконечно одинокого существования.
Науки, философию, все тайны
Чудесного и всю земную мудрость —
Я всё познал, и всё постиг мой разум:
Что пользы в том?
Так размышляет разуверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего ещё жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделённый таинственным знанием запредельного отшельник, — это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи — и просит подарить ему забвение. «Забвение неведомо бессмертным», — отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, «какой ему пристойнее». И седьмой дух — дух Судьбы — появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.
Одиноко скитающегося по горным утёсам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами — встречает в миг, когда Манфред, приговорённый к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти — отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: «Ты думаешь, что наша жизнь зависит / От времени? Скорей — от нас самих, / Жизнь для меня — безмерная пустыня, / Бесплодное и дикое прибрежье, / Где только волны стонут. »
Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп — одной из сонма «властителей незримых», чей ослепительный образ ему удаётся вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он доверить свою печальную исповедь.
С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, «в борьбе с волнами шумных горных рек / Иль с бешеным прибоем океана»; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, «что знали только в древности». Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрёл власть над духами. Но все эти духовные сокровища — ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, — Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной. Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.
«Фея. Над мёртвыми бессильна я, но если / Ты поклянёшься мне в повиновеньи. » Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он — влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.
Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трёх парок, готовящихся предстать перед царём всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трёх ведьм в шекспировском «Макбете»; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них «. женила дураков, / Восстановляла падшие престолы / И укрепляла близкие к паденью / превращала / В безумцев мудрых, глупых — в мудрецов, / В оракулов, чтоб люди преклонялись / Пред властью их и чтоб никто из смертных / Не смел решать судьбу своих владык / И толковать спесиво о свободе. » Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне — огненном шаре.
Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.
Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: «Его страданья / Бессмертны, как и наши; знанья, воля / И власть его, поскольку совместимо / Все это с бренным прахом, таковы, / Что прах ему дивится; он стремился / Душою прочь от мира и постигнул / То, что лишь мы, бессмертные, постигли: / Что в знании нет счастья, что наука — / Обмен одних незнаний на другие». Манфред просит Немезиду вызвать из небытия «в земле непогребенную — Астарту».
Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: «Заутра ты покинешь землю». И растворяется в эфире.
В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предаётся хозяин замка, он считает своим долгом призвать его «очиститься от скверны покаяньем / И примириться с церковью и небом». «Слишком поздно», — слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: «Я обуздать себя не мог; кто хочет / Повелевать, тот должен быть рабом; / Кто хочет, чтоб ничтожество признало / Его своим властителем, тот должен / Уметь перед ничтожеством смиряться, / Повсюду проникать и поспевать / И быть ходячей ложью. Я со стадом / Мешаться не хотел, хотя бы мог / Быть вожаком. Лев одинок — я тоже». Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы ещё раз насладиться величественным зрелищем заката солнца — последнего в его жизни.
А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта — «единственное в мире существо, / Которое любил он, что, конечно, / Родством не объяснялось. » Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.
Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждёт рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. «Дух. Настало время, смертный, / Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало. / Но не тебе, рабу, отдам я душу. / Прочь от меня! Умру, как жил, — один». Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остаётся несломленным. И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гётевского «Фауста», то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред («Бессмертный дух сам суд себе творит / За добрые и злые помышленья»).
«Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!» — бросает он на прощание аббату.
Оцените пересказ
Мы смотрим на ваши оценки и понимаем, какие пересказы вам нравятся, а какие надо переписать. Пожалуйста, оцените пересказ:
Краткий сюжет поэмы Байрона «Манфред»
Философская трагедия «Манфред», пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией «Каин», 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счете побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределенное, – все это наложило неизгладимый отпечаток «мировой скорби» на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчеркивал, что писал ее для чтения), в которой наиболее зоркие из современников – не исключая и самого великого немца – усмотрели романтический аналог гетевского «Фауста».
Никогда еще непредсказуемый автор «Чайльд Гарольда», «Гяура» и «Еврейских мелодий» не был столь мрачно-величествен, так «кос-мичен» в своем презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда еще его образы так не походили своей отчужденной масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался «Манфред» и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно «зависает» где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо еще у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора – а, следовательно, и для его аудитории – монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.
Поэма открывается, как и гетевский «Фауст», подведением предварительных – и неутешительных – итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освященного высокой целью и бесконечно одинокого существования. «Науки, философию, все тайны / Чудесного и всю земную мудрость – /Я все познал, и все постиг мой разум: / Что пользы в том?» – размышляет изверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего еще жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделенный таинственным знанием запредельного отшельник, – это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи – и просит подарить ему забвение. «Забвение неведомо бессмертным» , – отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, «какой ему пристойнее». И седьмой дух – дух Судьбы – появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.
Одиноко скитающегося по горным утесам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами – встречает в миг, когда Манфред, приговоренный к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти – отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: «Ты думаешь, что наша жизнь зависит / От времени? Скорей – от нас самих, / Жизнь для меня – безмерная пустыня, / Бесплодное и дикое прибрежье, / Где только волны стонут…»
УХОДЯ, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп – одной из сонма «властителей незримых», чей ослепительный образ ему удается вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он поверить свою печальную исповедь…
С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, «в борьбе с волнами шумных горных рек / Иль с бешеным прибоем океана»; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, «что знали только в древности». Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрел власть над духами. Но все эти духовные сокровища – ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, – Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной. Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.
«Ф е я. Над мертвыми бессильна я, но если / Ты поклянешься мне в повиновеньи…» Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он – влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.
Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трех парок, готовящихся предстать перед царем всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трех ведьм в шекспировском «Макбете»; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них «…женила дураков, / Восстановляла падшие престолы / И укрепляла близкие к паденью / превращала / В безумцев мудрых, глупых – в мудрецов, / В оракулов, чтоб люди преклонялись / Пред властью их и чтоб никто из смертных / Не смел решать судьбу своих владык / И толковать спесиво о свободе…» Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне – огненном шаре.
Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.
Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: «Его страданья / Бессмертны, как и наши; знанья, воля / И власть его, поскольку совместимо / Все это с бренным прахом, таковы, / Что прах ему дивится; он стремился / Душою прочь от мира и постигнул / То, что лишь мы, бессмертные, постигли: / Что в знании нет счастья, что наука – / Обмен одних незнаний на другие». Манфред просит Немезиду вызвать из небытия «в земле непогребенную – Астарту».
Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: «Заутра ты покинешь землю». И растворяется в эфире.
В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предается хозяин замка, он считает своим долгом призвать его «очиститься от скверны покаяньем / И примириться с церковью и небом». «Слишком поздно», – слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: «Я обуздать себя не мог; кто хочет / Повелевать, тот должен быть рабом; / Кто хочет, чтоб ничтожество признало / Его своим властителем, тот должен / Уметь перед ничтожеством смиряться, / Повсюду проникать и поспевать / И быть ходячей ложью. Я со стадом / Мешаться не хотел, хотя бы мог / Быть вожаком. Лев одинок – я тоже». Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы еще раз насладиться величественным зрелищем заката солнца – последнего в его жизни.
А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта – «единственное в мире существо, / Которое любил он, что, конечно, / Родством не объяснялось…» Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.
Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждет рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. «Д у х. Настало время, смертный, / Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало. / Но не тебе, рабу, отдам я душу. / Прочь от меня! Умру, как жил, – один». Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остается несломленным. И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гетевского «Фауста», то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред («Бессмертный дух сам суд себе творит / За добрые и злые помышленья»).
«Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!» – бросает он на прощание аббату.
Байрон Д.Г. – Манфред – краткое содержание по главам
Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия «Манфред», пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией «Каин», 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счете побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределенное, — все это наложило неизгладимый отпечаток «мировой скорби» на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчеркивал, что писал её для чтения), в которой наиболее зоркие из современников — не исключая и самого великого немца — усмотрели романтический аналог гетевского «Фауста».
Никогда еще непредсказуемый автор «Чайльд Гарольда», «Гяура» и «Еврейских мелодий» не был столь мрачно-величествен, так «космичен» в своем презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда еще его образы так не походили своей отчужденной масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался «Манфред» и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно «зависает» между XV и XVIII столетиями), важнее, чем еще у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора — а, следовательно, и для его аудитории — монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.
Поэма открывается, как и гетевский «Фауст», подведением предварительных — и неутешительных — итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освященного высокой целью и бесконечно одинокого существования. «Науки, философию, все тайны / Чудесного и всю земную мудрость — /Я все познал, и все постиг мой разум: / Что пользы в том?» — размышляет изверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего еще жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделенный таинственным знанием запредельного отшельник, — это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи — и просит подарить ему забвение. «Забвение неведомо бессмертным», — отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, «какой ему пристойнее». И седьмой дух — дух Судьбы — появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.
Одиноко скитающегося по горным утесам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами — встречает в миг, когда Манфред, приговоренный к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти — отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: «Ты думаешь, что наша жизнь зависит / От времени? Скорей — от нас самих, / Жизнь для меня — безмерная пустыня, / Бесплодное и дикое прибрежье, / Где только волны стонут…»
Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп — одной из сонма «властителей незримых», чей ослепительный образ ему удается вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он доверить свою печальную исповедь…
С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, «в борьбе с волнами шумных горных рек / Иль с бешеным прибоем океана»; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, «что знали только в древности». Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрел власть над духами. Но все эти духовные сокровища — ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и&nb-
«Фея. Над мертвыми бессильна я, но если / Ты поклянешься мне в повиновеньи…» Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он — влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.
Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трех парок, готовящихся предстать перед царем всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трех ведьм в шекспировском «Макбете»; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них «…женила дураков, / Восстановляла падшие престолы / И укрепляла близкие к паденью / превращала / В безумцев мудрых, глупых — в мудрецов, / В оракулов, чтоб люди преклонялись / Пред властью их и чтоб никто из смертных / Не смел решать судьбу своих владык / И толковать спесиво о свободе…» Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне — огненном шаре.
Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.
Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: «Его страданья / Бессмертны, как и наши; знанья, воля / И власть его, поскольку совместимо / Все это с бренным прахом, таковы, / Что прах ему дивится; он стремился / Душою прочь от мира и постигнул / То, что лишь мы, бессмертные, постигли: / Что в знании нет счастья, что наука — / Обмен одних незнаний на другие». Манфред просит Немезиду вызвать из небытия «в земле непогребенную — Астарту».
Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: «Заутра ты покинешь землю». И растворяется в эфире.
В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предается хозяин замка, он считает своим долгом призвать его «очиститься от скверны покаяньем / И примириться с церковью и небом». «Слишком поздно», — слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: «Я обуздать себя не мог; кто хочет / Повелевать, тот должен быть рабом; / Кто хочет, чтоб ничтожество признало / Его своим властителем, тот должен / Уметь перед ничтожеством смиряться, / Повсюду проникать и поспевать / И быть ходячей ложью. Я со стадом / Мешаться не хотел, хотя бы мог / Быть вожаком. Лев одинок — я тоже». Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы еще раз насладиться величественным зрелищем заката солнца — последнего в его жизни.
А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта — «единственное в мире существо, / Которое любил он, что, конечно, / Родством не объяснялось…» Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.
Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждет рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. «Дух. Настало время, смертный, / Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало. / Но не тебе, рабу, отдам я душу. / Прочь от меня! Умру, как жил, — один». Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остается несломленным. И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гетевского «Фауста», то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред («Бессмертный дух сам суд себе творит / За добрые и злые помышленья»).
«Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!» — бросает он на прощание аббату.
Краткое содержание и аудиокнига произведения “Байрон Д.Г.- Манфред ” взяты из открытых источников, если мы не указали Вас как автора пересказа, или Вы заметили нарушение авторских прав – просьба связаться с администрацией.
Хороший пересказ? Расскажи друзьям в соц.сети, пусть тоже подготовятся к уроку!
Комментарии к краткому содержанию произведения “Байрон Джордж Гордон – Манфред “:
Краткое содержание Манфред Байрон
Манфред
Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия “Манфред”, пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией “Каин”, 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счете побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределенное, – все это наложило
неизгладимый отпечаток “мировой скорби” на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчеркивал, что писал ее для чтения), в которой наиболее зоркие из современников – не исключая и самого великого немца – усмотрели романтический аналог гетевского “Фауста”.
Никогда еще непредсказуемый автор “Чайльд Гарольда”, “Гяура” и “Еврейских мелодий” не был столь мрачно-величествен, так “космичен” в своем презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда еще его образы так не походили своей отчужденной масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался “Манфред” и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно “зависает” где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо еще у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора – а, следовательно, и для его аудитории – монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.
Поэма открывается, как и гетевский “Фауст”, подведением предварительных – и неутешительных – итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освященного высокой целью и бесконечно одинокого существования.
Науки, философию, все тайны Чудесного и всю земную мудрость Я все познал, и все постиг мой разум: Что пользы в том?
Так размышляет разуверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего еще жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделенный таинственным знанием запредельного отшельник, – это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи – и просит подарить ему забвение. “Забвение неведомо бессмертным”, – отвечает один из духов; они бессильны.
Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, “какой ему пристойнее”. И седьмой дух – дух Судьбы – появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.
Одиноко скитающегося по горным утесам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами – встречает в миг, когда Манфред, приговоренный к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти – отнюдь не физического свойства.
Тот не отрицает: “Ты думаешь, что наша жизнь зависит От времени? Скорей – от нас самих, Жизнь для меня – безмерная пустыня, Бесплодное и дикое прибрежье, Где только волны стонут…”
Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп – одной из сонма “властителей незримых”, чей ослепительный образ ему удается вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он доверить свою печальную исповедь…
С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, “в борьбе с волнами шумных горных рек Иль с бешеным прибоем океана”; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, “что знали только в древности”. Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрел власть над духами. Но все эти духовные сокровища – ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, – Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной.
Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.
“Фея. Над мертвыми бессильна я, но если Ты поклянешься мне в повиновеньи…” Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает.
А он – влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.
Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трех парок, готовящихся предстать перед царем всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трех ведьм в шекспировском “Макбете”; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них “…женила дураков, Восстановляла падшие престолы И укрепляла близкие к паденью превращала В безумцев мудрых, глупых – в мудрецов, В оракулов, чтоб люди преклонялись Пред властью их и чтоб никто из смертных Не смел решать судьбу своих владык И толковать спесиво о свободе…” Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне – огненном шаре.
Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.
Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: “Его страданья Бессмертны, как и наши; знанья, воля И власть его, поскольку совместимо Все это с бренным прахом, таковы, Что прах ему дивится; он стремился Душою прочь от мира и постигнул То, что лишь мы, бессмертные, постигли: Что в знании нет счастья, что наука – Обмен одних незнаний на другие”. Манфред просит Немезиду вызвать из небытия “в земле непогребенную – Астарту”.
Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: “Заутра ты покинешь землю”.
И растворяется в эфире.
В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предается хозяин замка, он считает своим долгом призвать его “очиститься от скверны покаяньем И примириться с церковью и небом”. “Слишком поздно”, – слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: “Я обуздать себя не мог; кто хочет Повелевать, тот должен быть рабом; Кто хочет, чтоб ничтожество признало Его своим властителем, тот должен Уметь перед ничтожеством смиряться, Повсюду проникать и поспевать И быть ходячей ложью. Я со стадом Мешаться не хотел, хотя бы мог Быть вожаком. Лев одинок – я тоже”.
Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы еще раз насладиться величественным зрелищем заката солнца – последнего в его жизни.
А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта – “единственное в мире существо, Которое любил он, что, конечно, Родством не объяснялось…” Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.
Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждет рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. “Дух. Настало время, смертный, Смирись.
Манфред. Я знал и знаю, что настало. Но не тебе, рабу, отдам я душу.
Прочь от меня! Умру, как жил, – один”. Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остается несломленным.
И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гетевского “Фауста”, то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред (“Бессмертный дух сам суд себе творит За добрые и злые помышленья”).
“Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!” – бросает он на прощание аббату.
Вариант 2
Поэма “Манфред” начинается с подведения предварительных и неутешительных итогов долгой и бурно прожитой жизни перед беспросветно унылым и не освященным высокой целью одиноким существованием. Анахорет-чернокнижник Манфред, разуверившийся в ценностях интеллекта, пугает окружающих своим образом жизни. Единственное, чего он жаждет – это конец и забвение.
Он обращается к духам разных стихий с мольбой о забвении.
Один из духов отвечает ему и сообщает, что забвение ведомо лишь бессмертным, ведь они бессильны. Манфред просит одного из бестелесных духов принять зримый образ, подходящий ему. И тогда седьмой дух – дух Судьбы является ему в облике красивой женщины.
Манфред узнает в ней черты потерянной ним навек возлюбленной и падает без чувств.
Манфред попадает в окрестности высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий. Одиноко скитающегося по горным утесам, его встречает охотник за сернами в тот момент, когда Манфред, приговоренный к вечному скитанию, тщетно пытается покончить жизнь самоубийством, бросившись с высокой скалы. Побеседовав, они отправляются в хижину охотника. В разговоре с гостем охотник понимает, что его жажда смерти совсем не физического свойства. Он утверждает, что жизнь зависит не от времени, а от самого человека.
Она подобна безмерной пустыне и дикому прибрежью, где только волны стонут. Охотник уходит и уносит за собой источник терзающей его муки.
Манфреду удается с помощью заклятия вызвать фею Альп. Только ей он, стоя над водопадом в альпийской долине, может доверить свою печальную исповедь. С юности он искал утешения в природе, в шуме горных рек.
Увлеченный духом открытия, он проник в наиболее заветные тайны, которые были известны только в древности. Обладая в большой мере эзотерическими знаниями, он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и смог обрести власть над духами. Однако все эти духовные ценности не имеют значения без единственной любимой соратницы Астарты, разделяющей его труды и бессонные ночи, которую он же и погубил.
Мечтая хоть на миг снова увидеть возлюбленную, он просит фею Альп о помощи.
Фея отвечает, что она бессильна над мертвыми, но если он поклянется ей в повиновении, она, возможно, изменит свое решение. Однако Манфред, никогда ни перед кем не склонявший голову, не способен на это. Фея исчезает, а он продолжает блуждать по горным высям.
На вершине горы Юнгфрау встретились три пары, готовящиеся предстать перед царем всех духов Ариманом. Они рассказывают друг другу о своих достижениях. К ним присоединяется богиня возмездия Немезида, и они отправляются к верховному правителю. Перед ними неожиданно появляется Манфред.
Духи призывают его преклониться перед владыкой, но он непокорен и просит Немезиду вызвать из небытия Астарту.
Появляется призрак Астарты, но она не может говорить. В ответ на безумный призыв Манфреда она все же откликается, произнося его имя и сказав, что за утраты он покинет землю. После этого призрак растворяется.
К ожидающему рокового часа Манфреду привели аббата, который ощущает присутствие нечистой силы и безуспешно пытается заклясть духов. Гордый дух Манфреда остался несломленным.
Похожие топики по английскому:
Краткое содержание “Манфред” БайронаБайрон Джордж Гордон Произведение “Манфред” Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия “Манфред”, пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией “Каин”, 1821) из произведений поэта в.
Краткое содержание Каин БайронКаин Мистерию, действие которой развертывается в “местности близ рая”, открывает сцена вознесения молитвы Иегове. В молении участвует все немногочисленное “человечество”: изгнанные из райских кущ в.
Краткое содержание Гяур БайронГяур Открывают поэму строфы о прекрасной природе, раздираемой бурями насилия и произвола Греции, страны героического прошлого, склонившейся под пятой оккупантов: “Вот так и эти острова.
Краткое содержание Корсар БайронКорсар Исполненный живописных контрастов колорит “Гяура” отличает и следующее произведение Байрона “восточного” цикла – более обширную по объему поэму “Корсар”, написанную героическими двустишиями. В кратком.
Краткое содержание Прометей БайронПрометей Автор обращается к мифическому герою Древней Греции – титану Прометею, который с пониманием относился к человечеству с его скорбью и болью. Люди тихо мучились.
Краткое содержание Валтасарово видение БайронВалтасарово видение Во дворце, который весь сияет от богатого убранства, восседает на престоле царь Валтасар. Вокруг него собралось множество сатрапов, которые в молчании перед ним.
Краткое содержание Шильонский узник БайронШильонский узник Сюжет разворачивается возле Женевского озера в Шильонском замке, который служил тюрьмой. История ведется от имени узника, старшего из шести братьев. Пятеро его близких.
Краткое содержание Дон Жуан БайронДон Жуан “Эпическая поэма” – по отзыву автора, а по сути – роман в стихах, “Дон Жуан” – важнейшее и самое масштабное произведение позднего этапа.
Краткое содержание Паломничество Чайльд-Гарольда БайронПаломничество Чайльд-Гарольда Когда под пером А. С. Пушкина рождалась крылатая строка, исчерпывающе определявшая облик и характер его любимого героя: “Москвич в Гарольдовом плаще”, ее создатель.
Краткое содержание Ты кончил жизни путь… БайронТы кончил жизни путь… Поэт в своем произведении восхваляет патриотизм и самоотверженную смелость национального героя. Он пишет о подвиге человека, который всю свою жизнь служил.
Краткое содержание “Расколотое небо” ВольфаКриста Вольф Произведение “Расколотое небо” Действие происходит в 1960-1961 гг. в ГДР. Главная героиня, Рита Зейдель, студентка, работавшая во время каникул на вагоностроительном заводе, лежит.
Краткая биография БайронДжордж Гордон Байрон БАЙРОН, ДЖОРДЖ ГОРДОН (Byron, George Gordon) (1788−1824), один из величайших английских поэтов-романтиков. Родился 22 января 1788 в Лондоне. Его мать, Кэтрин Гордон.
Краткое содержание Расколотое небо ВольфРасколотое небо Действие происходит в 1960-1961 гг. в ГДР. Главная героиня, Рита Зейдель, студентка, работавшая во время каникул на вагоностроительном заводе, лежит в больнице после.
Анализ поэмы Д. Г. Байрон “Паломничество Чайлд Гарольда”Пожалуй, самым знаменитым произведением Байрона стала поэма “Паломничество Чайлд Гарольда”, создание которой растянулось на многие годы(1809-1818). Это лирический дневник, в котором поэт выразил свое отношение.
Байрон как поэт-романтикБайрон вошел в мировую литературу ярким новатором, свободным, сильным поэтом. В первом периоде творчества Байрона еще нет оригинальности. Он подражает Бернсу. Стихотворение “Хочу ребенком быть.
Чайльд-Гарольд (Паломничество Чайльд-Гарольда Байрон)Чайльд-Гарольд Характеристика литературного героя ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬД (англ. Childe Harold) – герой поэмы Дж. Г. Байрона “Паломничество Чайлд-Гарольда” (1812-1818). Ч.-Г, первый романтический герой поэзии Байрона, не является.
Краткое содержание Призраки ТургеневПризраки Главный герой увидит женщину во сне, которая зовет рассказчика и просит отыскать ее у дуба. Проснувшись очень поздно герой, дождавшись сумерек за бутылкой вина.
Краткое содержание “Трагическая история доктора Фауста” МарлоКристофер Марло Произведение “Трагическая история доктора Фауста” На сцену выходит хор и рассказывает историю Фауста: он родился в германском городе Рода, учился в Виттенберге, получил.
Краткое содержание Трагическая история доктора Фауста МарлоТрагическая история доктора Фауста На сцену выходит хор и рассказывает историю Фауста: он родился в германском городе Рода, учился в Виттенберге, получил докторскую степень. “Потом.
Краткое содержание Данила ЛовчанинДанила Ловчанин У князя Владимира идет пир горой. Князья, бояре и богатыри, всласть наевшись и напившись, похваляются друг перед другом: одни – богатством, другие –.
Краткое содержание Манфред Байрон
Манфред
Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия “Манфред”, пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией “Каин”, 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счете побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределенное, – все это наложило
Никогда еще непредсказуемый автор “Чайльд Гарольда”, “Гяура” и “Еврейских мелодий” не был столь мрачно-величествен, так “космичен” в своем презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья
Поэма открывается, как и гетевский “Фауст”, подведением предварительных – и неутешительных – итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освященного высокой целью и бесконечно одинокого существования.
Науки, философию, все тайны
Чудесного и всю земную мудрость
Я все познал, и все постиг мой разум:
Что пользы в том?
Так размышляет разуверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего еще жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделенный таинственным знанием запредельного отшельник, – это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи – и просит подарить ему забвение. “Забвение неведомо бессмертным”, – отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, “какой ему пристойнее”. И седьмой дух – дух Судьбы – появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.
Одиноко скитающегося по горным утесам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами – встречает в миг, когда Манфред, приговоренный к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти – отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: “Ты думаешь, что наша жизнь зависит От времени? Скорей – от нас самих, Жизнь для меня – безмерная пустыня, Бесплодное и дикое прибрежье, Где только волны стонут…”
Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп – одной из сонма “властителей незримых”, чей ослепительный образ ему удается вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он доверить свою печальную исповедь…
С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, “в борьбе с волнами шумных горных рек Иль с бешеным прибоем океана”; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, “что знали только в древности”. Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрел власть над духами. Но все эти духовные сокровища – ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, – Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной. Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.
“Фея. Над мертвыми бессильна я, но если Ты поклянешься мне в повиновеньи…” Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он – влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.
Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трех парок, готовящихся предстать перед царем всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трех ведьм в шекспировском “Макбете”; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них “…женила дураков, Восстановляла падшие престолы И укрепляла близкие к паденью превращала В безумцев мудрых, глупых – в мудрецов, В оракулов, чтоб люди преклонялись Пред властью их и чтоб никто из смертных Не смел решать судьбу своих владык И толковать спесиво о свободе…” Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне – огненном шаре.
Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.
Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: “Его страданья Бессмертны, как и наши; знанья, воля И власть его, поскольку совместимо Все это с бренным прахом, таковы, Что прах ему дивится; он стремился Душою прочь от мира и постигнул То, что лишь мы, бессмертные, постигли: Что в знании нет счастья, что наука – Обмен одних незнаний на другие”. Манфред просит Немезиду вызвать из небытия “в земле непогребенную – Астарту”.
Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: “Заутра ты покинешь землю”. И растворяется в эфире.
В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предается хозяин замка, он считает своим долгом призвать его “очиститься от скверны покаяньем И примириться с церковью и небом”. “Слишком поздно”, – слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: “Я обуздать себя не мог; кто хочет Повелевать, тот должен быть рабом; Кто хочет, чтоб ничтожество признало Его своим властителем, тот должен Уметь перед ничтожеством смиряться, Повсюду проникать и поспевать И быть ходячей ложью. Я со стадом Мешаться не хотел, хотя бы мог Быть вожаком. Лев одинок – я тоже”. Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы еще раз насладиться величественным зрелищем заката солнца – последнего в его жизни.
А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта – “единственное в мире существо, Которое любил он, что, конечно, Родством не объяснялось…” Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.
Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждет рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. “Дух. Настало время, смертный, Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало. Но не тебе, рабу, отдам я душу. Прочь от меня! Умру, как жил, – один”. Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остается несломленным. И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гетевского “Фауста”, то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред (“Бессмертный дух сам суд себе творит За добрые и злые помышленья”).
“Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!” – бросает он на прощание аббату.
Вариант 2
Поэма “Манфред” начинается с подведения предварительных и неутешительных итогов долгой и бурно прожитой жизни перед беспросветно унылым и не освященным высокой целью одиноким существованием. Анахорет-чернокнижник Манфред, разуверившийся в ценностях интеллекта, пугает окружающих своим образом жизни. Единственное, чего он жаждет – это конец и забвение. Он обращается к духам разных стихий с мольбой о забвении.
Один из духов отвечает ему и сообщает, что забвение ведомо лишь бессмертным, ведь они бессильны. Манфред просит одного из бестелесных духов принять зримый образ, подходящий ему. И тогда седьмой дух – дух Судьбы является ему в облике красивой женщины. Манфред узнает в ней черты потерянной ним навек возлюбленной и падает без чувств.
Манфред попадает в окрестности высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий. Одиноко скитающегося по горным утесам, его встречает охотник за сернами в тот момент, когда Манфред, приговоренный к вечному скитанию, тщетно пытается покончить жизнь самоубийством, бросившись с высокой скалы. Побеседовав, они отправляются в хижину охотника. В разговоре с гостем охотник понимает, что его жажда смерти совсем не физического свойства. Он утверждает, что жизнь зависит не от времени, а от самого человека. Она подобна безмерной пустыне и дикому прибрежью, где только волны стонут. Охотник уходит и уносит за собой источник терзающей его муки.
Манфреду удается с помощью заклятия вызвать фею Альп. Только ей он, стоя над водопадом в альпийской долине, может доверить свою печальную исповедь. С юности он искал утешения в природе, в шуме горных рек. Увлеченный духом открытия, он проник в наиболее заветные тайны, которые были известны только в древности. Обладая в большой мере эзотерическими знаниями, он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и смог обрести власть над духами. Однако все эти духовные ценности не имеют значения без единственной любимой соратницы Астарты, разделяющей его труды и бессонные ночи, которую он же и погубил. Мечтая хоть на миг снова увидеть возлюбленную, он просит фею Альп о помощи.
Фея отвечает, что она бессильна над мертвыми, но если он поклянется ей в повиновении, она, возможно, изменит свое решение. Однако Манфред, никогда ни перед кем не склонявший голову, не способен на это. Фея исчезает, а он продолжает блуждать по горным высям.
На вершине горы Юнгфрау встретились три пары, готовящиеся предстать перед царем всех духов Ариманом. Они рассказывают друг другу о своих достижениях. К ним присоединяется богиня возмездия Немезида, и они отправляются к верховному правителю. Перед ними неожиданно появляется Манфред. Духи призывают его преклониться перед владыкой, но он непокорен и просит Немезиду вызвать из небытия Астарту.
Появляется призрак Астарты, но она не может говорить. В ответ на безумный призыв Манфреда она все же откликается, произнося его имя и сказав, что за утраты он покинет землю. После этого призрак растворяется.
К ожидающему рокового часа Манфреду привели аббата, который ощущает присутствие нечистой силы и безуспешно пытается заклясть духов. Гордый дух Манфреда остался несломленным.