Анализ произведения Игра в бисер Гессе

Творческое наследие Германа Гессе не однородно по содержанию. Он как автор прошел длительный путь становления и развития. Свою литературную деятельность он начал в самом начале XX века с эпигонских (т.е. подражательных) неоромантических и натуралистических произведений. Его стиль резко поменялся после I мировой войны. В этот период Герман Гессе заинтересовался различными философскими учениями и психоанализом (работами Фрейда и в особенности К.Г. Юнга). Некоторое время персонажи его книг ищут выхода из жизненных противоречий в постижении собственной скрытой сущности, глубин своей души. Гессе называет это «путем внутрь». Но вскоре он отказывается от «пути внутрь», считая его слишком эгоцентричным. Служение людям – вот что, по мысли писателя, может спасти человека от отчаяния. Идею служения Герман Гессе развивает в своем романе «Игра в бисер», который исследователи называют вершиной мастерства писателя.

«Игра в бисер» создавалась в мрачные годы фашизма в Германии и была завершена в 1943-м – переломном году второй мировой войны. Гессе не стремился изображать реалии мировой катастрофы, в его произведении нет документальности, характерной для творчества писателей так называемого «потерянного поколения». Его больше интересуют изменения, которые совершаются в душах людей, общий спад духовности, нравственности. Герман Гессе в атмосфере всеобщей милитаризации, в период распада и крушения культуры ищет пути спасения человеческого Духа.

Он сам выдвигает идею о том, что одним из путей спасения могло бы стать бегство от общества, уход поэтов и ученых в мир «чистого искусства» и поисков «вечной истины». Он описывает абстрактную страну – Касталию, которая является приютом чистой духовности, которую населяют люди созерцающие, люди постигающие мудрость, накопленную веками. Но, выдвинув эту идею, он в дальнейшем сам себя опровергает, приходя к выводу, что сословие аристократов духа, замкнутое в себе и не служащее обществу, неизбежно приходит к вырождению и гибели. Центральный образ произведения – «игра в бисер» или «игра стеклянных бус» – заключает в себе ограниченность и обреченность этого пути «спасения» Духа. «Игра в бисер» – это игра со всеми смыслами всех наук, это гордость и достояние Касталии. В основе этого символа лежит давняя мечта философов и ученых о всеобъемлющей системе, об универсальном языке, способном выразить все смыслы, весь духовный мир человека. Т.е. игра в бисер – это нечто прекрасное и совершенное, но в то же время, это просто игра – нечто, отстраненное от действительности, от реальных потребностей общества. «Это одновременно самая прекрасная и самая бесполезная, самая любимая и вместе с тем самая хрупкая драгоценность в нашей сокровищнице». Более действенным, чем путь бегства и отстранения, Герман Гессе считает путь служения.

Идею служения Герман Гессе развивает в трех жизнеописаниях, написанных Йозефом Кнехтом в период ученичества.

В первом жизнеописании речь идет о заклинателе дождя – Кнехте (в переводе с немецкого – слуга). В давние времена, когда не существовало еще металлических орудий, когда не существовало еще понятий, науки, методов, когда знания необходимо было черпать из опыта, своего собственного и накопленного учителем, роль заклинателя дождя заключалась как раз в накопление этого опыта и использовании его во благо своих соплеменников. Это почетная роль, которая требовала многолетнего ученичества. Очень важно при этом, что обыденная жизнь заклинателя дождя «внешне не очень-то отличалась от жизни всех прочих». Т.е. обладая огромным багажом знаний, и воздействуя на явления природы, он не пользовался никакими привилегиями в своей общине. Это и есть по Гессе настоящее служение. Проблему современного общества Герман Гессе видит в том, что у власти оказываются люди, «которые хотят править, не умея служить», т.е. работать во благо людей, которые от тебя зависят. Служение, по мнению Гессе, должно доходить до жертвенности. Заклинатель дождя, или просто человек, который пользуется авторитетом, не только не должен искать лично выгоды, но должен отказываться от всякой выгоды, своими интересами пренебрегать во имя интересов общества, он бесстрашно должен жертвовать своей жизнью во имя зависящих от него людей. Что и случается в конце этого жизнеописания. Кнехт, чтобы задобрить богов, наславших на селение засуху и голод, делает своим приемником своего сына, которого всему обучил, и предлагает самого себя принести в жертву. «В тревожные времена общей беды человек тем полезнее, чем больше научился он… служить и жертвовать», – уверен Герман Гессе.

Человек не должен бояться пожертвовать собой во имя всеобщего блага, но при этом следует помнить, что не менее важно жить во имя идеи, а не только умирать за нее. Об этом следующее жизнеописание – «Исповедник». Речь в нем идет о временах становления христианства, о схимниках, которыми движет идея спасения и искупления мира. Ведя праведнейшую и суровейшую жизни, отшельники считают великими грешниками себя, а не простых людей, погрязших во зле и суете. Простые люди для них, как дети, не ведающие, что творят, а на них (на отшельниках), как на истинно знающих, лежит ответственность за спасение человечества. Героя данного жизнеописания зовут – Иозефус Фамулюс (в переводе с латыни – слуга).

В третьем индийском жизнеописании рассказывается история Дасы (перевод с санскрита – слуга). Очень бурно, стремительно протекает жизнь Дасы. Но однажды перед ним встает выбор. Он видит сон или видение, в котором у него любимая жена, обожаемый ребенок, он становится правителем своей страны, но все это не приносит ему счастья: его ребенок погибает, жена измучена постоянной ревностью, его страна проигрывает войну. Пробудившись от этого сна, Даса решает отказаться от своих амбиций, усмирить свой дух и становится учеником йога.

Таким образом, в трех жизнеописаниях представлены три разных способа служения: принесение себя в жертву, принятие на себя ответственности и уход от суетности мира, отказ от личного счастья.

Критики не раз отмечали сходство композиции романа «Игра в бисер» с композицией музыкального произведения. В этом смысле, три жизнеописания – это всего лишь проигрывание в разных тональностях главной музыкальной темы произведения – жизнеописания самого Йозефа Кнехта, которое составляет основнаую часть романа.

Вся жизнь Йозефа была связана с Касталией, она стала для него настоящим домом, за ее пределами у него не было ни родных, ни друзей. Но в конце жизни он решает покинуть этот дом. Оказавшись на самой вершине касталийской иерархии, он вдруг понимает, что «касталийская образованность – не орган, не инструмент… она не служит сознательно чему-то большему… а тяготеет к самодовольству и самовосхвалению». Он с грустью осознает, что Касталия утратила свой истинный смысл, она перестала исполнять свое прямое назначение – служить на благо обществу. Он отказывается от высокой должности, покидает Касталию, чтобы стать простым учителем, чтобы не абстрактными понятия оперировать, а помочь духовному становлению хоть одного обычного человека.

Кнехт погиб на второй день после того, как покинул Касталию. Но было бы неправильно считать этот финал пессимистичным. Сам Герман Гессе писал, что Кнехт своим финальным прыжком в воду «не прервал, а выполнил свою педагогическую миссию». Дело в том, что такая неожиданная, и, на первый взгляд, бессмысленная смерть Кнехта оказала огромное влияние на маленького мальчика – Тито Дезиньори. В тот момент, когда этот мальчик осознал свою вину в гибели великого человека, «его охватил священный трепет от предчувствия, что эта вина преобразит его самого и его жизнь и потребует от него куда большего, чем он когда-либо до сих пор от себя требовал». Этими словами заканчивается основной текст романа, и в них выражена очень важная для Германа Гессе идея преемственности. Осознав свою вину, Тито Дезиньори посвятит свою жизнь искуплению этой вины, служению общества, т.е. продолжит путь самого Кнехта.

Парадокс Кнехта в романе г. Гессе «Игра в бисер» Текст научной статьи по специальности « Языкознание и литературоведение»

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Бакалов Анатолий Сергеевич, Бороденко Наталья Валерьевна

В настоящей статье предлагается один из вариантов толкования парадокса главного героя в последней части этого романа – «Три жизнеописания ».

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Бакалов Анатолий Сергеевич, Бороденко Наталья Валерьевна

KNEHT’S PARADOX IN H.HESSE’S NOVEL «THE GLASS BEAD GAME»12Volga Region State College

This article is a consummation of the course of articles devoted to the analysis of H.Hesse’s novel «The Glass Bead Game ». In this article the author suggests one of the variants of the interpretation of the main hero’s paradox in the last part of this novel – «Three Biographies».

Текст научной работы на тему «Парадокс Кнехта в романе г. Гессе «Игра в бисер»»

ПАРАДОКС КНЕХТА В РОМАНЕ Г.ГЕССЕ «ИГРА В БИСЕР»

© 2012 А.С.Бакалов1, Н.В.Бороденко2

поволжская государственная социально-гуманитарная академия 2Поволжский государственный колледж

Статья поступила в редакцию 29.03.2012

В настоящей статье предлагается один из вариантов толкования парадокса главного героя в последней части этого романа – «Три жизнеописания».

Ключевые слова: игра, утопия, жизнеописание, символ, служение, культура, истина, магический, кудесник, исповедник, жертвенность.

Данная статья представляет собой завершение цикла статей, посвященных анализу романа Г.Гессе «Игра в бисер»1. Итоговый герой Г.Гессе – Иозеф Кнехт – человек культуры, преодолевающий интеллектуальные ограничения на своем пути духовного поиска. Обратимся к анализу «Трех жизнеописаний», составленных взрослым умным Кнехтом, силой воображения перенесшим себя в разные сюжеты с очевидной целью (не сразу осознанной) понять «путь к себе». Нам важно найти признаки, черты описанных стран и времени действия, чтобы определить возможные альтернативы «реальной» судьбы Йозефа Кнехта. А главное – проникнуть в суть уникального художественного приема, цель которого, по всей вероятности (скоре всего), заключалась в поиске самим героем недостающих звеньев информации, заданной в повествовании неведомого касталийского историка. А для этого писателю понадобилось сопоставить две временных точки зрения на судьбу Кнехта: отдаленного будущего (точка зрения касталийского историка) и столь же отдаленного прошлого, в которое погружается сам Кнехт, стремясь найти истоки собственной личности. Кроме того, сталкиваются и пространственные позиции,

Бакалов Анатолий Сергеевич, доктор филологических наук, профессор кафедры русской и зарубежной литературы и методики преподавания литературы. E-mail: abakalov1941 @yandex. ru

Бороденко Наталья Валерьевна, преподаватель немецкого языка. E-mail nborodenko@yandex. ru

1 Бороденко Н.В. Противостояние двух миров в романе Г.Гессе «Игра в бисер» // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. – 2011. -Т.13. – № 2(6). – С. 1444 – 1446; Она же. Символика

Игры в бисер в новых контекстах романа Г.Гессе «Игра в бисер» // Известия Самарского научного центра

Российской академии наук. – 2012. – Т.14. – № 2(4). – С.998 – 1001.

представленные через две модели государственного устройства – идеального (Касталия) и реального, обыкновенного, которые Кнехт парадоксально пытается совместить. Кнехт скорей всего с самого начала своей касталийской эпопеи ощущал какое-то смутное сомнение в душе, нараставшее с течением времени. Взрослея и душевно обогащаясь, он начинает все более явственно ощущать некую закоснелость Касталии, ограничения личностной независимости, порождающие тайный протест, который и вынуждает его к уходу из такой «дистиллированной» жизни в большой мир, сложный и запущенный.

Кнехт появляется в сюжете как «чистый» ребенок, самодостаточное дитя и затем как полноправный «взрослый» член общества, не отягощенный «контекстом»: происхождения, родительского мира, воспитания, социальной среды и пр. «Ведь благодаря такому приему -полному отсечению возможного воздействия «родства» на Кнехта – герой предстает «свободным» от благодатного груза семейно-традиционных установлений и тем самым «вдвинутым» с самого начала в некий континуум абсолютной свободы, в одиночество космического бытия, вне врожденных и приобретенных в младенчестве привязанностей, чувств, влечений. Это задает образу Кнехта особую характерологическую определенность. Читатель пока еще не представляет его в целостности, а видит только человека, лишенного тепла семейных чувств, отношений и связей. Кнехт является в мир «без роду, без племени», буквально «чистой доской». Гессе просто сообщает об этом и далее говорит, что Кнехт пережил без надрыва «трагедию, которую суждено пережить всем посвященным»2. Гессе, таким об-

2 Кругликов В.А. Образ человека культуры. – М.: 1988. – С. 98 – 99.

разом, создает экспериментальный сюжет, далекий от реальной действительности, но предоставляющий герою наиболее благоприятные условия поиска и прохождения того «пути к себе», который проделывают все герои Гессе.

И все эти герои в мире Гессе существуют для того, чтобы построить из самих себя сложное символическое обобщение: жизнь, слитая с интеллектуальной игрой, поиск всякого смысла – в форме игры. Таким символом становится придуманная страна чистого интеллекта. «Касталия для автора, – пишет Е.В.Середкина, – абстракция, сложный символ, приют чистой созерцательной духовности, в отличие от мира, пораженного «фельетониз-мом». Касталия напоминает «модель», построенную ученым, всесторонне и критически рассмотренную «вероятность»3.

Принцип подобной символизации наиболее наглядно развит в последней части романа -«Три жизнеописания», содержащей три сюжета: «Кудесник», «Исповедник», «Индийское жизнеописание», которые можно рассматривать как приложение или пространный эпилог к основному действию. Между тем все три жизнеописания, написанные самим Кнехтом (по методике Педагогического ведомства), не только дополняют информацию о личности героя, но и раскрывают все внутренние подоплеки его судьбы, доведенной до ясного конца. Кнехт постигает себя через вхождение во внутренние уровни своей души, скрытые от него самого. Он перевоплощается в персонажей, придуманных им самим, а точнее – в самого себя в ситуациях, которых он не переживал в своей «реальности» и жалел об этом несостоявшемся переживании-испытании. Кнехт моделирует эти потенциальные ситуации как свои возможности, не реализованные в Касталии, с целью получения другого результата, как если бы он поступал и жил так, как описано им самим, а не кастальским летописцем, вовсе его не знавшим. Тем не менее обоих авторов, разделенных по времени их жизни, объединяет Книга, точнее, две книги, которые они пишут, чтобы с помощью творчества глубже и вернее понять каждый самого себя. И в этом, на наш взгляд, главный символ всех трех жизнеописаний – символ парадокса как двигателя подлинного интеллекта. Парадокс кастальского историка заключается в том, что его притягивает к себе парадокс Кнехта. Истинному кастальцу необходимо понять смысл

3Середкина Е.В. Три модели планетарной культуры в контексте романа Г.Гессе «Игра в бисер» // [Электронный ресурс] Режим доступа: http://anthropology. ru/ru/texts /seredkina/glasperienspiel.html (Дата обращения 29.03.2012).

поступков другого истинного кастальца, и потому тот становится героем его повествования. Кастальский летописец безошибочно определяет, что лучший способ понять другого – прочитать его книгу и написать о нем свою. Парадокс Кнехта – в его уходе из Касталии при том, что он продолжает ее любить и желает служить ей максимально, но может сделать это только вне Касталии.

Начинается это настоящее служение с того, что Кнехт «мифический» (герой первого жизнеописания – «Кудесник»), придуманный Кнехтом «реальным», оказавшись на другой, не-касталийской практике служения истине, как во сне, чувствует неудобство «реальной» жизни, дискомфорт, который необходимо было преодолеть. Это чувство рождается вследствие ощущения недостаточности, неполноты и даже неестественности замкнутой жизни Касталии. Ведь касталийцы жили – пытались жить – вне инстинктов. Кнехт это чувствовал и закономерно шел к позиции критики в понимании духовности, что и приводит его к эскапистской идее отказа от высокого положения Магистра Игры. Понимая, что коллегия магистров, лишенная чувства творчества, не одобрит его послания, Кнехт просит об отставке, и здесь начинается его парадокс, не поддающийся пониманию его руководителей. «Парадокс Кнехта, – указывает В.А.Кругликов, – как всякий парадокс предельного типа, мог быть разрешен только с третейской позиции. В нем также нет решения, как во всяком действительном парадоксе, но есть решение другое, существующее в иной сфере»4. Такой «иной сферой» для Кнехта и становится его собственное творчество, чего более всего недоставало ему в «реальной» Касталии. Он понял недостаточность касталийской выдумки: это был проект без права исправления его основного принципа, который состоял в отсутствии творческого права.

Все три жизнеописания имеют общие сюжетные ситуации, принципиально сходные с основным, касталийским сюжетом Кнехта, начиная с имен: Кнехт, Фамулюс, Даса – имена всех троих героев означают – Слуга; ситуация Учитель – ученик, которая осмысленно сводится к соотношению «один учитель – один ученик». В «Кудеснике», кроме Туру, есть еще один ученик – Маро, который окажется предателем своего Учителя, упомянуто, что были еще ученики; сиротство главного героя, символизирующее чистоту эксперимента. Мотив сиротства сохраняется и в других сюжетах: о детстве героя второго мифа ничего неизвест-

4 Кругликов В.А. Образ человека культуры. – С.133.

Известия Самарского научного центра Российской академии наук, т. 14, №2(5), 2012

но, но сиротство четко ощущается; герой третьего жизнеописания, изгнанный из родного княжеского дома, насильственно переводится в статус сироты, что символизирует принципиальную неизбежность сиротской участи для духовного поиска «пути к себе». Отсюда еще один общий мотив жизнеописательных сюжетов – жертвоприношение, что дополняет символику «парадокса Кнехта». Из того факта, что ситуация «ученик – учитель» настойчиво дополняется мотивом обычной родственности между участниками педагогического процесса (более конкретно: отец – сын), что совершенно неведомо «реальному» Кнехту, следует, что ему более всего не хватало именно этой родственности. Сиротство, глубоко подавленное под спудом увлекательной игры в Касталии, тем не менее Кнехт носил в душе как некий жесткий парадокс, в конце концов разорвавший его жизнь и душу.

В первом жизнеописании – «Кудесник» -Кнехт оживает в мифическом прошлом («тысячи лет назад») в облике умного, одаренного мальчика-сироты Кнехта, учеником заклинателя дождя Туру. Учитель приобщает ученика к своему знанию, мастерству, волшбе и, в сущности, организует всю последующую жизнь Кнехта под знаком познания духа и порядка. Туру открывает своему ученику две главные тайны мира. О первой Кнехт догадывается сам: должно «существовать в гигантской сети связей какое-то средоточие, из которого можно постичь все, увидеть и определить все, что было, и все, что будет. К тому, кто стоял бы в этой точке, знание бежало бы, как вода в долину и заяц к капусте, его слово попадало бы в цель метко и безошибочно, как камень, пущенный умелой рукой, силой духа в нем соединились бы и заиграли все эти отдельные чудесные способности и таланты, это был бы совершенный, мудрый, бесподобный человек! Стать таким, как он, приблизиться к нему, быть на пути к нему – вот где была дорога дорог, вот где была цель, вот что освящало жизнь и давало ей смысл»5. Открытие Кнехта происходит благодаря его учителю: без акта передачи знания, культуры, морали и пр. невозможно ничто в будущем, самой жизни не может быть. При этом методика обучения, основанная на принципе открытия внутренней сущности ученика (как плацдарма, природной данности): это один из приемов постижения самого себя, «путь к себе», то есть учитель ищет в ученике самого себя прежде всего. И

5 Гессе Г. Игра в бисер // Г.Гессе. Избранное. – М.: 1991. – С.367. В дальнейшем роман «Игра в бисер» цитируется по данному изданию с указанием страниц в круглых скобках.

только это духовное родство может обеспечить успех в истинном служении.

Второе открытие Кнехта: жертвенность. Готовность пожертвовать собой для блага людей – врожденное качество Сверхчеловека в мире Гессе. Мотив жертвоприношения – общемировой, имеющий явно мифологическое происхождение. У Гессе этот мотив наполнен трагизмом, как это можно наблюдать во всех трех жизнеописаниях. И в первом из них уже построена символическая ситуация жертвоприношения, смысл которой следует видеть прежде всего в непререкаемой, логической необходимости этого действа. Учитель Туру, использовавший все средства своего магического арсенала против засухи, должен совершить жертвоприношение как самое могущественное средство спасения племени. Чтобы наполнить это средство высшим смыслом, Туру строит целую систему жертв. Как одну из таких «систем жертв» можно рассматривать крепнущую систему ученичества: теперь уже не чужой мальчик Кнехт становится учеником, а его, Кнехта, сын Туру, названный именем деда и принявший, как пишет автор жизнеописания, обличье старика-заклинателя, вернувшегося «из своего посмертного путешествия на Луну» (С.370), становится учеником своего отца, восприемником кудесника, полностью подготовленным к исполнению долга. На мотив жертвенности накладывается главный вопрос романа – соотношение духа и тела. Этап за этапом Кнехт нащупывает эту проблему, постепенно обнаруживая, «что в тревожные времена общей беды человек тем полезнее, чем больше направлены его жизнь и мысли на вещи духовные и сверхличные, чем больше научился он почитать, наблюдать, преклоняться, служить и жертвовать» (С.372).

Герой второй новеллы «Исповедник» – Ио-зефус Фамулюс, в имени которого (Фамулюс

– слуга) и в главном качестве характера вновь угадывается «реальный» Кнехт, – совершает свой переход из презренного, «фельетонного» мира в бедную, но духовно чистую жизнь подвижника. Узнаваемы и другие ситуации, в частности, космическая катастрофа, разразившаяся в «Кудеснике». Сравнительно с до-культурным и до-социальным героем первого сюжета Фамулюс – человек уже четко обозначенного культурного вектора. Как и Кнехт, он

– подвижник, но идет по пути трагического исповедничества, не живя внутри общества, а лишь занимаясь самосовершенствованием, то есть идет от людей, а не к людям. Сомневаясь в правильности выбранного направления в своих поисках, Фамулюс испытывает ностальгическую потребность в исповеди, а для этого

ему нужен исповедник. Но, найдя его в лице великого исповедника Диона Пугиля, он испытывает потрясение от открывшегося ему парадокса: знаменитый аскетический схимник сам ищет встречу с Фаулюсом с той же целью. В итоге встречи двух противоположных позиций – доброта и кротость первого и приверженность суду и каре другого – оба они взаимно обогащаются силой духа, а старший (Дион), объявляя Иосифа своим сыном и учеником, завещает ему посадить пальму на свою совместно вырытую могилу.

Третье жизнеописание проясняет смысл смерти «реального» Кнехта: подобно царственному пастуху Дасе, вернувшему свое первоначальное положение, но совершившему побег в лес, к старому йогу, в нирвану, Кнехт погибает в ледяных водах озера, чтобы побудить своего единственного ученика к службе и тем самым вернуться в Касталию. Все три жизнеописания представляют собой мета-текст, опирающийся на древневосточное учение о переселении душ: перед читателем предстает магическая картина реинкарнации души человека культуры.

KNEHT’S PARADOX IN H.HESSE’S NOVEL «THE GLASS BEAD GAME»

© 2012 A.S.Bakalov1, N.W.Borodenko2°

1 Samara State Academy of Social Sciences and Humanities 2Volga Region State College

This article is a consummation of the course of articles devoted to the analysis of H.Hesse’s novel «The Glass Bead Game». In this article the author suggests one of the variants of the interpretation of the main hero’s paradox in the last part of this novel – «Three Biographies».

Key words: game, utopia, biography, symbol, service, culture, truth, magic, magician, confessor, sacrifice.

Anatoly Sergeevich Bakalov, Doctor of Science in Philology, Associate Professor of the World literature department. E-mail: abakalov1941 @yandex. ru Natalya Valeryevna Borodenko, teacher of Germany. E-mail: nborodenko@yandex. ru

LitBlog — литературный блог

Произведение «Игра в бисер» Германа Гессе по праву считается эталоном классической литературы. Величайший философский трактат двадцатого века вот уже несколько десятилетий подряд приковывает к себе пристальное внимание сотен тысяч читателей, заставляет разрабатывать новые трактовки и понимания сути самой Игры в бисер. Чувство парадоксальности, присущее роману, не отпускает до последней страницы, и даже несмотря на порой затянутый и черствый текст, эта книга продолжает завораживать и по сей день.

Гессе писал свой труд на протяжении одиннадцати лет и закончил книгу в 1942 году, аккурат в разгар Второй Мировой войны. В этом заключается большая доля парадоксальности. Дело в том, что вся планомерность, интеллектуальность и размеренность, с которой был написан роман, резко контрастирует с теми событиями, которые сопутствовали написанию текста. В то время, как человек находил все более изощренные и варварские способы уничтожать себе подобных, Гессе всецело погружается в философские размышления о научности и эрудированности, предоставляя возможность окунуться в среду саморазвития и просвещения. В то же время, «Игра в бисер» не является ярко выраженным антивоенным или антифашистским произведением. Роман скорее выступает в роли предупреждения, исключая открытое сопротивление военно-захватнической тематике. В целом, в этом романе можно проследить атрибуты романа-утопии, столь популярного жанра в 20 веке, хотя работа Гессе несколько разнится с признанными антиутопиями таких писателей, как Оруэлл и Хаксли, особенно в плане идеализации мира будущего, к которой стремился Гессе.

В основе произведения лежит вымышленная провинция Касталия, организованная как небольшой ученый мирок, который находится на содержании государства. Считается, что Герман Гессе творил свой роман, находясь в Швейцарии, отсюда можно провести некую параллель между Касталией и этой страной, особенно ее горными частями. Населена Касталия оторванными от реального мира людьми, которые организовали научный орден интеллектуалов, подобный школе или университету, в котором ежегодно обучаются специально отобранные и способные ученики. Небольшую часть этих учеников составляют миряне, которые посещают занятия на правах вольных слушателей, но основная часть учеников после выпуска остается в стенах этого ордена и занимает определенные должности внутри этой системы. Касталия имеет признаки типичного тоталитарного государства, что в принципе не должно удивлять, ведь такая форма правления зачастую использовалась в 20-ом веке. В этой структуре мы можем наблюдать и идеологический абсолютизм во всем, что касается приверженности к касталийским традициям и устоям, и единовластие одной партии, в частности ордена.

Главным же достижением и сокровищем Касталии является Игра в бисер. В книге подается довольно много информации об игре, ее истоках и великих игроках, но четкого описания самой игры и ее правил автор не дает. Поэтому у многих может возникнуть некий диссонанс, ведь игра упоминается в книге повсеместно, но довольно не просто представить себе ее проведение на практике. В целом можно предположить, что Игра в бисер это своеобразный синтез всех наук в единое целое, игра метатекстов, попытка описать определенное явление нехарактерными для него категориями, иными словами — объединение всех накопленных знаний в единое формообразование.

В центре повествования — жизнеописание бывшего магистра Игры в бисер Йозефа Кнехта. На латыни эта должность звучит таким образом: Magister Ludi. Здесь автор прибегает к игре слов, так как это выражение можно трактовать как магистр игры или же школьный учитель. Кнехт — признанный касталиец, в студенческие годы рьяно защищавший идеалы провинции, ее устои и идеалы. В это же время он знакомится с молодым человеком по имени Плинио Дезиньори, одним из немногочисленных вольных слушателей из обычного мира, который, что совсем не удивительно, встает на защиту обычного мирского уклада, попрекая все касталийское. Впрочем, это противостояние не перерастает во вражду, а становится основой их товарищества, подогреваемого интересом к малознакомой стороне их жизни. Скорее всего, споры между молодыми людьми зародили в Кнехте зерно сомнения в отношении к Касталийскому устрою, которое в зрелые годы разрослось до размеров целого дерева, что и сподвигло магистра игры отказаться от своей должности (обряд крайне редко практикуем внутри ордена) и отправиться в обычный мир.

На примере Йозефа Кнехта мы видим процесс становления и самосовершенствования личности. В основе его характера, несомненно, заложено стремление к достижению абсолюта. Всю свою жизнь он посвящает изучению наук, искусств, музыки и достигает в любом из направлений просвещения небывалых успехов. В относительно молодом возрасте он удостоился чести занять важнейший пост магистра игры, он уважаем, не по годам мудр. Одним из его любимых занятий является обучение других людей, особенно молодых учеников. По его словам, с ребенком намного интереснее работать, так как его мозг еще чист и податлив, не омрачен пагубным воздействием окружающего.

В одном из разговоров с другом Кнехт говорит о том, что единственной его целью и рвением является желание служить другим. Он бы хотел служить хорошему царю, но если бы нашелся лучший и более мудрый царь, он бы хотел служить ему. Во всем, чем занимается Кнехт, мы можем проследить такую модель поведения. Он ревностно служит ордену и образцово выполняет все свои обязанности, и даже в момент душевных сомнений он не позволяет себе слабину. Характерным в этом плане является значение слова Кнехт, которое с немецкого переводится как слуга или холоп. Получается, что фамилия Йозефа выступает больше в форме нарицания, тем самым с первых страниц читатель получает более широкое представление о том, каким человеком был Йозеф Кнехт. Книга завершается тремя рассказами, написанными самим Кнехтом, в которых он пытается представить свою собственную жизнь в другое время и в другом месте. Что парадоксально, в каждом из рассказов Кнехт наделяет себя тем же, означающим слугу, именем, только на других языках.

В банальных комментариях часто говорят, что подобного рода книги заставляют нас думать и размышлять. Я категорично не согласен с таким мнением. Эта книга не заставляет ни о чем думать, но она определенно требует достаточной эрудиции и высокого уровня подготовки для полноценного ее понимания. Такого рода философская литература может подстегнуть к собственному совершенствованию, помочь в стремлении развиваться, выйти на качественно новый уровень оценки фактов, анализа материала и синтеза собственных идей. Бесспорно, «Игра в бисер» не была и не есть книгой универсальной, но своего читателя она определенно имеет; читателя, готового с головой окунуться в мир науки и искусства и провести партию Игры в бисер.

Анализ произведения Игра в бисер Гессе

Г. ГЕССЕ. «ИГРА В БИСЕР». КРИТИКА «ФЕЙЛЕТОННОЇ СУТОК»

1. «Игра в бисер» – первый постмодернистский роман: история написания, архитектоника, особенности жанра, тематика и проблематика.

2. Вневременность касталійського бытия и критика стерильной духовности.

3. Путь к спасению – создание человечного ордена духовной элиты.

4. Йозеф Кнехт – летописец и величайший Магистр Игры.

Задания для подготовительного периода

4. Дайте определение понятию «утопия». Проследите за воплощением ведущих черт этого жанра в романе Г. Гессе «Игра в бисер».

4. Определите пути решения немецким писателем в романе «Игра в бисер» вечных проблем человеческого существования.

4. Докажите, что роман «Игра в бисер» можно отнести к философским произведениям.

4. Бабенко К. П. Технологии интегрированного анализа романа Г. Гессе «Игра в бисер» // Зарубежная литература. – 2003. – № 8. – С. 25-28.

4. Завадская Е. Отголоски культур Востока в творчестве Гессе // Вселенная. – 1977. – № 5.

4. Наливайко Д. Пути Г. Гессе // Вселенная. – 1977. – № 5.

Роман Г. Гессе вышел в свет в 1943 году, а в 1946 году был удостоен Нобелевской премии.

«Игра в бисер» была завершена и напечатана в годы Второй мировой войны. Но тщетно искать в романе прямого запаха отголоска событий, которые взволновали весь мир. Все, что происходило в нем, было очень отдаленным во времени от бурной и кровавой современной истории, было вынесено в будущее. Художественным пространством романа стало изображение фантастической страны интеллектуальной элиты – Касталії. Она – своеобразный остров, окруженный со всех сторон океаном реальности. В государстве духа, культуры, искусств избранники – члены ордена – занимались тем, что сохраняли, охраняли плоды человеческого гения, культурные достояния человечества. Они не создали ничего нового, потому что новое в области культуры, духовной деятельности уничтожало, разрушало, заступало старое. Когда в Касталії была изобретена игра со стеклянными шариками («игра в бисер»), которая становилась все сложнее. Символика игры в бисер, что вызвала много попыток толкования, расшифровывалась по-раВНОму. Самое простое объяснение – эта символика была образным воплощением научных теорий в сфере этики и эстетики, чистого искусства. Но игру в бисер нельзя было понимать буквально и упрощенно. Это творческие эксперименты с чудесными, замечательными сокровищами человеческого духа, созидания комбинаций, ассоциаций, сравнений и т.п. с них и на их основе. «Принадлежать к Касталії» – означает освободиться от привычного человеческой жизни. Отказаться от семьи, любви, детей, индивидуального существования, следовательно, раствориться целиком в ордене, служить ему. Даже индивидуальная художественное творчество была запрещена в Касталії. Главным героем стал Магистр Игры, член Ордена Игроков в бисер Йозеф Кнехт. В романе изложены три варианта его биографии, которые имели место в разные промежутки времени. Это обобщение судьбы творческого человека, независимо от исторических и социальных обстоятельств развивалась в определенном направлении. Кнехта отобрали, как и других юных кастальців, среди способных детей за пределами Касталії (потому что ее жители были бездетными). При этом его происхождение, социальный статус в мире, откуда он прибыл, не имели никакого значения. Он рос духовно и наконец достиг самого высокого чина в Ордене – Магистра Игры. Однако он недоволен своей жизнью и творчеством, поэтому оставил Касталію, чтобы за пределами Ордена начать новую жизнь. Он мечтал воспитать сына своего друга и философского антипода Пинко Десіньйорі, передать ему свои знания и мудрость.

Однако вскоре после своего бегства из Касталії Кнехт утонул в горном озере, соревнуясь в плавании со своим учеником. На это соревнование его подговорил сам малый Фито. Однако Йозеф Кнехт не потерпел в смерти поражения, а остался победителем в более глубоком понимании.

Структура романа чрезвычайно сложная. В нем пересекались формы, характерные для разных романних жанров. Мы нашли в нем историю мира на время возникновения Касталії, иронично изображенную, в которой развитие страны выкладывался в научно – пародийном стиле. В книге были помещены стихи, вплетенные в прозаический текст. В нем естественно сосуществовали вставные новеллы, легенды, жития святых, философские дискуссии, главные элементы традиционного романа воспитания, лирические страницы и фрагменты, построенные в музыкальном ключе и т.п.

Действие «Игры в бисер» отнесена к далекому будущему, что оставило далеко позади эпоху мировых войн. На руинах культуры, с неистребимой способности духа возрождаться возникла республика Касталия, что хранила в недосягаемости для вырав истории богатства культуры, накопленные человечеством. Роман Гессе ставил вопросы, актуальные для XX вв.: должны хотя бы в одном месте мира храниться в своей чистоте и неприкосновенности богатства духа, поскольку за их «практического применения», как показало то же самое XX века, они часто теряли свою чистоту, превращались в антикультуру и антидуховність?

Именно на столкновении этих двух идей строился главный сюжетный стержень романа – диспуты двух друзей – противников – Йозефа Кнехта, скромного ученика, а потом студента, который с годами стал Магистром Игры в Касталії, и потомка известного патрицианского рода, который представлял жизненное море, Плинио Дезіньойорі. Если быть верным логике построения сюжета, победа осталась на стороне Плинио. Кнехт оставил Касталію, придя к выводу о обманчивость ее существования вне мировой истории, он пошел к людям и погиб, стремясь спасти своего единственного ученика. Однако в романе, как и в повести, что ему предшествовало, была ярко выражена и противоположная по смыслу идея. В приложенных к основному тексту жизнеописаниях Кнехта, других возможных вариантов его жизни, главный герой одной из них – Даса, то есть тот же самый Кнехт, навсегда оставил мир и увидел смысл своего существования в уединенном служении лесном богу.

Содержательная для Гессе идея, заимствованная им из религий и философий Востока, заключалась в относительности противоположностей. Глубокий трагизм этой гармоничной книги, трагизм, что отражал ситуацию современной действительности, заключался в том, что ни одна из истин, которые утверждались в романе, не была абсолютной, ни одной из них нельзя было отдаться навеки. Абсолютной истиной не была и идея созерцательной жизни, провозглашенная лесным богом, ни идея творческой активности, с которой стояла вековая традиция европейского гуманизма. Антагонисты в романах Гессе не только противостояли друг другу, они еще и были взаимосвязанными. Как и ранее, Гессе сохранял уровень своей незаурядной требовательности к людям.

Имя Кнехта на немецком означало «слуга». Идея служения в Гессе не такая уж и простая. Кнехт не случайно перестал быть слугой Касталії и пошел к людям. Не случайным был и шаг до лесного уединения его воплощение индийского Дашь. Перед человеком стояла задача увидеть очертания целого, менялись, и его центр, что тоже подвергался изменениям. Для того чтобы воплотить идею служения, герой Гессе должен был привести свое желание, закон своей собственной личности в соответствие продуктивного развития общества.

Романы Гессе не давали ни уроков, ни окончательных советов и путей решения конфликтов. Конфликт в «Игре в бисер» заключался не в разрыве Кнехта с касталійською действительностью, Кнехт порывал и в то же время не порывал с республикой духа, оставшись касталійцем и за ее пределами. Истинный конфликт – в отважному утверждении за личностью права на соотнесение себя и мира, права и обязанности самостоятельно достигать очертания и задач целого и покорять им свою судьбу.

Размышление об “Игре в бисер” с точки зрения современной научной и практической психологии

Произведение Германа Гессе «Игра в бисер» является одним из самых великих и загадочных литературных памятников ХХ века. Но этот статус закрепился за ним не только в кругах литераторов и искусствоведов, но также среди философов, психологов и даже у представителей точных наук. Это можно назвать своеобразным итогом всей жизни писателя, который не только своим острым умом стремился к познанию истины во всех ее проявлениях и всеми возможными путями, но и практически через каждое свое произведение осуществлял общее для них всех глобальное исследование высшей человеческой дихотомии – идеального и материального, разума и чувства, духа и природы, Востока и Запада. Из его современников, которые стремились к этой же недостижимой высоте познания, можно выделить Карла Густава Юнга (чья аналитическая психология, к слову, была предметом особого интереса Гессе, и даже использовалась в личной терапии), но мастерство Гессе выразилось не столько в рациональном описании сложных идей и феноменов, но именно в точных символах и виртуозном жонглировании ими. Что объединяло этих двух мыслителей, так это стремление преодолеть закон tertium non datur в отношении к перечисленным противоречиям, а точнее проложить мост между ними или хотя бы найти точку равновесия. Поэтому с данной точки рассмотрения попытка отнести главного героя романа Иозефа Кнехта к тому или иному статусу – мастера игры или школьного учителя – уже теряет смысл, но тем интереснее будет попытка раскрыть единство этих образов, тем более применительно к актуальным проблемам психологии и педагогики.

Что означают два образа?

Для начала необходимо дать общую характеристику тем смыслам, которые заложил автор в значение Magister Ludi через призму главного героя и того мира, в котором происходит действие романа. Через статус «мастера игры» Кнехт предстает высшим символом Касталии, лучшим ее сыном. Касталия, в свою очередь, – это образ мира идей, культурный пласт человечества, сохраняющий и оберегающий в себе достижения духа и знания, и проносящий их в том числе сквозь времена деградации и невежества. Таким образом, мастер игры Иозеф Кнехт – идеал духовности, нравственности и интеллекта. «Школьный учитель», в свою очередь, – та сторона личности Кнехта, которая восстает против замкнутости Касталии на самой себе и желает нести знание во внешний мир, приземленность которого отразилась в характеристике «фельетонной эпохи».

Наиболее полно мировоззрение и убеждения Кнехта, отражающие в том числе и эту двойственность его натуры, представлены в его манифесте перед студентами Ордена:

«Дух нашей Провинции и нашего Ордена основан на двух принципах: на объективности и любви к истине в ученых занятиях и на радении о медитативной мудрости и гармонии. Соблюдать равновесие между обоими принципами значит для нас быть мудрыми и достойными нашего Ордена. Мы любим науки, каждый свою, и все же знаем, что преданность науке не всегда защищает человека от своекорыстия, порочности и суетности, история полна примеров тому, фигура доктора Фауста есть литературная популяризация этой опасности. Другие века искали убежища в соединении ума с религией, исследования с аскезой, в их universitas litterarum правило богословие. У нас есть на то медитация, усложненная йога, с помощью которой мы стараемся одолеть зверя в себе и таящегося в каждой науке дьявола. Да вы ведь не хуже моего знаете, что в нашей Игре тоже скрыт свой дьявол, что она может привести к пустой виртуозности, к самодовольству художнического тщеславия, к карьеризму, к приобретению власти над другими и тем самым к злоупотреблению этой властью. Нуждаясь поэтому еще в другом воспитании, кроме интеллектуального, мы подчинились морали Ордена – не для того, чтобы превратить свою умственно активную жизнь в оцепенение души, а, наоборот, чтобы быть способными к величайшим духовным подвигам. Мы не должны убегать ни из vita activa в vita contemplativa, ни из второй в первую, а должны странствовать от одной к другой, чувствуя себя в обеих как дома и в обеих участвуя.» (Гессе, 1991, с.259).

Переводя обсуждение к современным проблемам психологии и педагогики, можно вынести на рассмотрение три вопроса, возникающие в результате приведенного общего анализа:

1. В чем мы можем наблюдать феномен самой Игры, описанной в романе, в реальной жизни? Что она означает?
2. Оправдана ли духовно-интеллектуальная элитарность, отображенная в образе Касталии?
3. Иррациональная сторона познания и науки как фактор их развития. Как с этим обстоит сейчас?

Феномен Игры в современном мире

Итак, «Игра в бисер» заключается в том, что игроки составляют партии, в которых отображаются некие сочетания и взаимосвязи всех возможных наук и искусств. Автор намеренно завуалировал точные правила, чтобы показать символизм этой идеи, и в то же время дает достаточно подсказок, чтобы читатель мог прочувствовать ее суть.

Говоря языком современной педагогики, Игра представляет из себя идеал междисциплинарности, а с точки зрения когнитивных и нейронаук – тип ассоциативного (или рассеянного) мышления с формированием сложных нейронных связей и феномена learning transfer в головном мозге (Andrews-Hanna, 2012).

Особенности современного мира дают основания полагать, что эти неписанные правила Игры в бисер становятся повседневной реальностью. Конечно, пока еще нет речи о том, что идет какой-то осознанный и целенаправленный поиск общих точек в разных социальных институтах или хотя бы научных отраслях. Но движение в этом направлении уже идет, однако скорее как необходимый ответ на естественные эволюционные процессы, связанные с увеличением объема и разнообразия воспринимаемой человеком информации. Это заметно и в особенностях современной культуры: например, один из основных кумиров прогрессивной молодежи – предприниматель Илон Маск – своим примером меняет парадигму фокусировки на одной области познания и деятельности на широту и универсальность, которые становятся основными факторами креативных решений и технологических прорывов (Simmons, 2017).

Не стоит и забывать, что параллельно с распространением информации все больше усложняется и научная картина мира. Представления о размерах Вселенной увеличиваются пропорционально представлениям о глубине психики, количестве нейронных связей и величине мельчайших частиц материи. Истина становится все более относительной, а многовековые социальные институты теряют свою незыблемость.

Все это имеет разные стороны. Известно, что такие внешние факторы как неопределенность, неожиданность, новизна, сложность и т.п. (так называемые, collative variables) вызывают у человека внутреннюю эмоциональную реакцию в виде несбалансированности и возбуждения, что опосредует его дальнейшее поведение, а именно познавательную деятельность (Berlyne, 1960). Но в зависимости от свойств его личности или особенностей темперамента, эта деятельность может иметь разную мотивационную природу: либо удовлетворение эпистемического любопытства, повышение интереса к объектам, либо защита устоявшейся картины мира, фильтрация информации с когнитивными искажениями с целью снижения чувства невежества. А поскольку перечисленные внешние факторы стали практически нормой в современной жизни, это может способствовать повышению напряженности в обществе, в том числе, между людьми с разными когнитивными особенностями. Это подводит ко второй проблеме.

Духовно-интеллектуальная элитарность

Обе стороны, между которыми возникает напряженность в виду разных стратегий познания, стремятся к большей стигматизации. Небольшая часть каждой стороны формирует элиту, призванную оберегать собственную систему ценностей и воззрений. И если такой подход полностью конгруэнтен той стороне, которой свойственно защищать свою картину мира (к ним можно отнести большинство институтов традиционных религий), то по отношению к «прогрессивной» части это кажется несколько противоречивым. Но именно такую элитарность и традиционализм демонстрирует касталийский Орден, что хотя и принимается Кнехтом, но ощущается некоторым бременем, противоречащим его свободному нраву.

Это хорошо показано в части, где Иозеф помогает мастеру Томасу фон дер Траве с разбором некоторых партий. Там автор подчеркивает, что

«каждый активный игрок мечтает ведь о постоянном расширении сферы Игры, пока она не охватит весь мир, больше того – он постоянно совершает это расширение мысленно и в своих частных тренировочных партиях, желая, чтобы те дополнения, которые кажутся ему при этом удачными, превратились из частных в официальные.» (Гессе, 1991, с.160).

Однако по завершении совместных встреч магистр наставляет:

«… возможно, что и ты тоже, как большинство хороших игроков в молодости, склонен иногда пользоваться нашей Игрой как неким инструментом для философствования. … А наша Игра – не философия и не религия, это особая дисциплина, по своему характеру она родственна больше всего искусству … Философ Кант – его теперь мало знают, но это был великий ум – теологическое философствование называл «волшебным фонарем химер». Превращать в это нашу Игру мы не вправе.» (Гессе, 1991, с. 161).

Наиболее подходящая аналогия с современными реалиями видится при рассмотрении методологии науки, особенно психологии. Действительно, как замечает В.М. Аллахвердов, психология имеет дело с самым очевидным, что есть в реальности – сознанием, но это одновременно и самое непознаваемое явление (Аллахвердов, 2003). Отсюда и проблема методологического плюрализма, который зачастую уходит слишком далеко, и при интеллектуальном истощении ученого как раз и соблазняет его тем самым «волшебным фонарем», который может осветить и объяснить все, а эмпирику делает бессмысленной и ограниченной.

В приведенном случае дисциплина, обеспечиваемая методологией, безусловно оправдана. Хотя она и является сдерживающим фактором развития науки, наплыв дилетантов может иметь более разрушительную силу.

Тем не менее, справедлива и претензия в излишнем рационализме в познании и науке.

Иррациональная сторона познания и науки как фактор их развития.

В приведенном выше манифесте Кнехт сообщает о важной особенности касталийского подхода к познанию, которая часто упоминается в романе, – наличии медитации как важнейшего элемента научной деятельности.

Одна из современных проблем заключается в том, что наука и религия сильно противопоставлены друг другу, хотя изначально и по своему смыслу они преследуют одну и ту же цель – поиск истины. Одна из возможных причин этого разведения в разные стороны была названа выше. Но побочным эффектом является видимая монополизация отдельных элементов деятельности, которые со временем могут утрачивать свой изначальный смысл. Так, например, различные формы аскезы (например, пост) становятся просто традиционным обрядом, часто с искаженным смыслом – например, страданием ради награды после смерти. Но с точки зрения здравого смысла и знаний из психологии становится понятно, что это не что иное как развитие функции торможения нервной системы, которая при систематической тренировке на пищевых импульсах переносится и на более сложные структуры психики, например, эмоциональные реакции в коммуникациях.

Когда проводится подобная работа по выявлению сути и смысла древних практик, выведение их из контекста культуры и времени, когда они возникли, и адаптация к современным реалиям, мы обогащаем инструментарий науки и педагогики, как это произошло, например, с появлением направления осознанности (mindfulness) в психологической науке и практике.

Тоже самое можно сказать и в отношении целых религиозных учений. Осмысление учения Будды позволило провести аналогии с таким материалистическим подходом, как эволюционная психология (Wright, 2016). Учение Христа находит отражение в парадигме субъектности.

Но, к сожалению, религия используется в других целях, под видом морализаторства только уводя человека в сторону от развития и увеличивая дистанцию с наукой. По этому поводу уместно привести высказывание философа Алана Уотса:

«… когда ангел и дьявол человеческой натуры забывают о своей взаимозависимости и пытаются устранить друг друга, человек становится нечеловечным. Теперь это либо непримиримый миссионер, либо равнодушный и безжалостный головорез. В действительности перед человеком не стоит выбор: быть ангелом или дьяволом. Однако претендентам на роль ангелов следует понять, что если они смогут воплотить в жизнь свои амбиции, при этом сразу же появляются целые толпы дьяволов, призванные восстановить нарушенный баланс. Вот чему нас учит традиция запрещать все плохое, трудиться в поте лица во имя полного искоренения зла и навязывать себе и другим ангельское поведение.

Таким образом, можно сделать следующий вывод: для того чтобы жизнь была “устойчивой”, приемлемой и просто практичной, она должна быть подобна игре – и “должна” здесь означает условие, а не заповедь. Ее следует жить так, словно это не работа, а развлечение. При этом к конфликтам, которые возникают в жизни, нужно подходить с пониманием. Ведь ни один вид живых существ – ни одна играющая сторона – не может выжить без своих естественных антагонистов, любимых врагов и незаменимых противников. “Любить врагов своих” означает любить их как врагов. Это вовсе не означает, что мы должны всеми силами пытаться склонить их на свою сторону. Лев лежит рядом с агнцем в раю, но не на земле. Слово “рай” подразумевает тот безотносительный уровень бытия, который пребывает за всеми декорациями. На этом уровне конфликтующие стороны осознают свою взаимосвязь, и это осознание дает им возможность не выходить в своих конфликтах за определенные рамки. Постижение взаимосвязи является абсолютно необходимым стабилизирующим элементом в любого рода борьбе.» (Уотс, 1995, с. 295).

Таким образом, мы приходим к пониманию Игры в еще более широком контексте. И здесь возникает последний вопрос: какова роль психолога или педагога, вооруженного культурой и знаниями, в этой игре? Должен ли он только играть в бисер и развивать правила игры в своей Касталии, или выходить в мир, чтобы учить?

Подсказку можно найти в отечественной психологии, вспоминая концепцию формирования новообразований. Как известно, этот процесс имеет двухтактность. Сначала психологическая функция возникает внутри целостной ситуации действования, слита с ней, затем вычленяется из нее. Для подобного вычленения необходимо переосмысление ситуации порождения, включение реакции в другой смысловой контекст (Поливанова, 2000). То есть играющий дошкольник полностью включен в игру, и только на следующем этапе развития он может, например, обсудить правила этой игры. Что лучшее для дошкольника может сделать педагог в данной ситуации? Возможно, направлять игру таким образом, чтобы она оказала наиболее благотворное воздействие, которое он в дальнейшем сможет осмыслить. А может быть даже лучше просто стоять в стороне, как желает герой Сэлинджера, и страховать их от падения в пропасть.

Заключение

В поисках ответа на вопрос о сути Magister Ludi единственным справедливым ответом может быть такой, что он и мастер игры, и школьный учитель. То духовное богатство, которое он получает в уютном мире идей, может быть плодотворно только если оно входит в мир материальный, какие бы искажения этому не сопутствовали. В конце концов, и сама Касталия, и сама Игра – результат долгих и взаимосвязанных событий, которые даже невозможно полностью отследить. Можно привести природосообразную метафору желудя, который набирает твердую и очерченную форму, но попадая в землю, теряет свой смысл как желудя и должен «потерять себя», чтобы стать деревом. Так же как Иозеф Кнехт потерял себя в горах Италии.

Анализ романа Г. Гессе «Степной волк» или «Игра в бисер» (по выбору).

Ге́рман Ге́ссе (нем. Hermann Hesse; 2 июля 1877, Кальв, Германия — 9 августа 1962, Монтаньола, Швейцария) — немецкий писатель и художник, лауреат Нобелевской премии (1946).

Особо важное место в произведениях писателя занимает тема искусства. В «Степном волке» Гессе говорит об упадке музыки, ставшей жертвой человеческого бескультурья: на смену Моцарту пришел саксофонист Пабло, развлекающий публику, неспособную понять и оценить высшее искусство. В «Игре в бисер» музыка предстает уже как некое таинство, особая дисциплина, составная часть Игры, законсервированная в рамках Касталии.

«Степной волк» (нем. Der Steppenwolf) — роман Германа Гессе, впервые опубликованный в 1927 году в Германии.

Тест на внимательность Только 5% пользователей набирают 100 баллов. Сколько баллов наберешь ты?

Непосредственно о немецкой современности 20-х годов Гессе написал в своем следующем этапном романе – “Степной волк” (1927), который был, по словам самого писателя, “отчаянным предостережением”, протестом против завтрашней войны, против позиции невмешательства. В этом произведении значительно углубляется осуждение буржуазной лжекультуры и лжеморали, которое так гневно прозвучит впоследствии со страниц “Игры в бисер”. Герой “Степного волка”, писатель Гарри Галлер (прототипом его является сам Герман Гессе), – интеллигент-одиночка, противник милитаризма и войны. Он не может смириться с окружающей его ложью. Это Галлера автор называет “степным волком”, одиноким зверем, не приемлющим стадных законов, по которым живут обыватели.

Герой валяется волком еще и в другом смысле: Галлеру приходится бороться не только с обществом, но и с самим собой, с “человеком-зверем”, который таится в душе каждого и постепенно сдает свои позиции “человеку дула”.

И общество, и жизнь в изоляции одинаково могут довести Галлера до безумия. Герой мечется, он ищет выхода из одиночества. Таинственным образом он попадает в “магический театр” (“вход только для сумасшедших”), воображаемое пространство, в котором происходят самые удивительные вещи, в результате чего завершается воспитание героя и приобщение его к жизни. Развернутая аллегория с “магическим театром” помогает Гессе с ловкостью опытного психоаналитика разложить на части и снова собрать всю жизнь общества и души Гарри Галлера. В конце произведения фантастический и реальный план сливаются, их трудно разделить: Гете, Моцарт и прочие “бессмертные”, сошедшие с высот человеческого духа, своей возвышенной веселостью возвращают к жизни Галлера, убившего возлюбленную, спасают его от отчаяния и посылают к людям.

Роман “Степной волк” во многом предвосхищает “Игру в бисер”- последний и главный роман немецко-швейцарского писателя Германа Гессе, над которым он работал с 1931 по 1942 год (книга была закончена 29 апреля 1942 года).

«Игра в бисер» – попытка писателя преодолеть границы традиционного романа – жанра, рожденного европейским позитивистским знанием. Новаторство Гессе во многом определяется жанровыми и архитектоническими новациями, «экспериментальной дерзостью» (Т.Манн). Это «собор с огромным нефом, высоким сводом, длинными галереями вокруг хоров, с запутанными и глубокими криптами» .

В прихотливом строении романа особая роль отводится рамочным и внера- мочным компонентам, усиливающим его внутреннее единство. В качестве важнейшего индикатора ведущей темы выступает уже заглавие, которое организует смысловую и композиционную структуру, но которое пока еще осознается как относительно автономное, без учета своего символического значения. Его метафорическая заданность и семантическая «перспектива» в полном объеме раскроются лишь в предисловии.

Подзаголовок, представляющий собой своего рода второй член двойного заглавия, дает читателю дополнительную информацию о жанре («жизнеописание») и протагонисте романа (верховном магистре Ордена), а также дублирует ключевую тему, заявленную заглавием.

Значительно многофункциональнее оказывается посвящение-автоцитата («Паломникам в Страну Востока»). Прежде всего оно выявляет адресат – имплицитного читателя, воображаемого собеседника-паломника, имеющего общий с автором интеллектуальный кругозор. Посвящение подключает текст «Игры в бисер» к тексту- источнику, обнаруживает интертекстуальное пространство, запускает механизм культурных ассоциаций. Не менее важна его диалогическая функция: посвящение указывает на возможность диалога автора с самим собой и с определенными типами культуры (восточной и западноевропейской эпохи романтизма). И в целом посвящение (наряду с заглавием и подзаголовком) создает определенный «горизонт ожидания» (Х. Р. Яусс), который должен соответствовать объему культурной памяти читателей («паломников»).

Эпиграф (ложная цитата), как бы маркирующий авторскую мысль, опорные точки мироощущения Гессе, на деле оказывается элементом литературной игры автора с читателем, авторским приглашением к игре, образ которой формируется в предисловии и переводится на более глубокий семантический уровень – символический.

Именно в предисловии-эссе игра в бисер интерпретируется как «игра со всем содержанием и со всеми ценностями культуры», ставятся проблемы духовности и культуры. При этом точка зрения на них передоверяется безымянному летописцу- интеллектуалу из XXIV ст., от лица которого написана и «биография души» Йозефа Кнехта.

Таким образом, совмещая романические и нероманические формы (историческую хронику, роман воспитания, эссе, обзор, жизнеописание, легенду, притчу, философскую лирику), монтируя разнородные микроструктуры, внутренне прочно спаянные общей культурологической проблематикой, в единую макроструктуру, Гессе создает роман «об испытании идеи» (выражение М.М.Бахтина), о сложности, множественности и многотрудности «испытаний» концепции культуры как «игровой функции». А его сюжет становится формой художественного воплощения данного процесса.